танцую туда, где кормят и гладят
Автор: Meskenet
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 18, душевная
Глава 18, душевная
- О, как я ее ненавижу! Готова разорвать на части! - Кира со зверским выражением лица раздирала в клочья уже энную салфетку. Обрывки усеивали стол и валялись на полу под ним. Однако говорила Барсова, конечно же, не о салфетке.
- Зачем так беситься? - пожал плечами Стольф. - Дружба вообще - не существующая вещь. Обидно, когда тебя посылают, но зачем же так громко орать?
- Дружбы нет, любви нет... И жизни нет. Что ты в этом понимаешь? - с глубоким отвращением спросила Кира и, не дожидаясь ответа на, в общем-то, риторический вопрос, продолжила: - Эта Настя вела себя так, словно ее ничего не колышет! Представляешь, я ее не волную, она занята только своими проблемами! Эгоистка.
- Кто бы говорил, - покачал головой Костенко.
- Что? Ты думаешь, я эгоистичная?
- От и до.
- Что ты в этом понимаешь!
- Конкретно в этом - все, - серьезно сказал Стольф. - Я сам был таким.
- Да-а? И что же заставило тебя измениться? - Кира склонила набок голову, мелированные зеленым пряди волос упали ей на лицо, и она с досадой их стряхнула.
- Любовь, - коротко ответил Костенко.
- Какая прелесть. А любовь - это тоже эгоизм!
- Заткнись. Я хочу тишины и покоя.
- Ага! Это эгоистичная просьба! - торжествующе завопила Кира. Другие люди, сидящие в кафе, поглядывали на нее как на агрессивную сумасшедшую.
- Если Магомет не уходит от горы и донимает ее своей тупостью, то гора должна сама по-тихому слинять, - изрек Стольф с видом человека (вампира?), говорящего мудрую вещь. После произнесения сей глубокомысленной фразы он решительно встал из-за стола и направился к выходу.
- Стой! - заверещала ему вслед Кира. - А кто платить будет?
- Не будь жадной, это тоже порок, - нравоучительно сказал Костенко с порога.
- Сволочь! Мразь!
- Не без того, - пробормотал Стольф, оказавшись на улице. Его уже бесило в Кире все, от сетчатых колготок до вспыльчивости и дурацкой энергичности.
Воспоминания о Феликсе вызывали такую бурю эмоций, что приходилось запрещать себе о нем думать, чтобы от переживаний не учинить над собственной персоной что-нибудь эдакое, отдающее мазохизмом.
Стерву-Ольскую Стольф ненавидел. Если бы она только стреляла в него, он бы лишь философски пожал плечами, мол, справедливо. Но эта тварь забрала у него то, чем он, можно сказать, жил последние несколько месяцев.
Феликс больше не воспринимался как игрушка. Опыт обращения с рабами у Костенко был, но он не припоминал, чтобы хоть кто-то из них вызывал какие-то особенные чувства. В них его интересовало только тело... И эти забавы вскоре приедались, больше пары-тройки недель Стольф ни с кем не выдерживал.
А с Феликсом хотелось жить. Хотелось, чтобы мальчишка привык к нему, перестал грубить...
Стольф никогда не заморачивался насчет одиночества, хотя оно и сопровождало его с рождения. А может, потому и не заморачивался, что не знал другой жизни. Зато теперь оказалось очень неприятно терять то, что у него еще совсем недавно было...
Память слишком ненадежна. Она не сохранит даже самые короткие эпизоды во всей их полноте, да если бы и сохранила - что ждет того, кто живет воспоминаниями? Ну да, ничего хорошего.
Между прочим, они бы вполне могли быть счастливы. Их разделяло не так уж много, никаких глубинных противоречий, а то, что все же было, непременно сгладилось бы со временем.
Стольф ни на секунду не забывал, что эпопея началась с Багиры, только все не мог решить, быть ли ей за это благодарным или проклинать. С одной стороны, нет худа без добра. Разве встретился бы он с Феликсом, если бы в ту ночь невеста не достала Костенко так, что он бежал с поля семейной битвы? А другая сторона монеты - именно психическая неуравновешенность Багиры стала причиной того, что жизнь забила ключом, да все по голове - сам бы Стольф в жизни не придумал телепортироваться в школу, чтобы там кого-то убить. Но любезное приглашение невесты невозможно было не принять - какой вампир откажется хлебнуть живой, еще теплой крови? К тому же, Багира уверяла, что все пройдет гладко, что их не поймают...
Где она сейчас, грозная мстительница с рабской татуировкой на щиколотке?
- Только полный дебил мог с ней тогда пойти, - вслух пробормотал Стольф, останавливаясь у пешеходного перехода, на другой стороне дороги сиял алым светофор. - Я дебил.
Тут его нагнала запыхавшаяся Кира, нелепая в своей шапочке с оленями и помпоном на макушке. Шапочка вывела Костенко из ангста, по крайней мере, на какое-то время.
- Сволочь, - сказала Барсова, но особой злости в ее голосе уже не было - пока бежала, адреналин в крови рассосался. - Ты прикинь, что я поняла.
- Что? - без энтузиазма откликнулся Стольф.
- Я никому не нужна! Вообще! На всей планете! В галактике! Во Вселенной!
- Тебе нужны поздравления или соболезнования?
- Дурак, - с досадой произнесла Кира. - Это просто факт такой. Меня никто не ищет, никто не рыдает сутками на моей могилке, даже и не вспоминает добрым словом. Я прожила жизнь и ничего после себя не оставила!
- Тебе поможет гроб, - вдруг выдал Стольф.
- Ты не охренел, меня хоронить? Это моя привилегия!
- Я не о том, - отмахнулся Костенко. - Есть такая методика: человека помещают в деревянный ящик, подозрительно смахивающий на гроб, и закапывают в землю, живого. Через час-два откапывают.
- А смысл? - захлопала глазами Кира.
- Считается, что эта странная процедура помогает вернуть вкус к жизни.
- У меня столько мыслей... И цензурные среди них только два слова: ты придурок! Ты чем меня слушал? Я говорила, что меня огорчает то, что я никому не нужна? Нет. Это всего лишь обидно. Пошли все нахуй, я еще спляшу на их похоронах! Сходим в кино?
***
Никогда не сдавайся. Тот, кто заранее смирился с возможным поражением, обречен на неудачу. Зачем вообще драться, если веришь в плохой исход?
Я все прекрасно понимала, но не могла наскрести ни капли оптимизма в словно отупевшей от всего, что со мной было и что еще будет, душе. Меня везли к эшафоту, а я только и могла, что выпрямить спину. Хотя и этого не сделала, предпочтя сидеть, сгорбившись, на заднем сидении машины.
Чтобы добраться до древнего капища, которое с чуть менее древних времен облюбовали для ритуалов Ольские, требовалось несколько часов, даже учитывая, что кое-где водитель срезал крюк по подпространству.
Капище-капище... Когда-то там приносили в жертву юных девственниц, сегодня неканонично пожертвуют мной.
Я прижалась виском к стеклу тонированного окна. Сквозь какую-то морось - и где мы только едем, что зимой такая погода? - можно было разглядеть сопровождавшие мой автомобили. В одном из них, я знала точно, ехала моя мать. Почему-то мысли о ней были единственными, вызывавшими эмоции, а если быть точной, то всего одну эмоцию -
чистую, искреннюю и горькую на воображаемый вкус ненависть. Это мать должна была быть на моем месте, но ей удалось переложить бремя сие на мои некрепкие плечи. Она не оставила мне выбора, все решив еще до моего рождения.
По железным бокам машины захлестали ветви деревьев - меня завезли в какой-то лес, до капища уже недалеко и недолго.
Я бездумно смотрела на зловещие в ночной темноте очертания местной флоры до тех пор, пока автомобиль не остановился. Меня вытащили из салона.
Холодно. Сыро. Темно. Отличное место для того, чтобы окончить свой жизненный путь.
Мы все верим в собственное бессмертие, пока костлявая не зайдется в приступе хохота, сжав ледяной лапой сердце, чтобы мгновением позже вырвать его из непрочной человеческой груди.
Где-то неподалеку взвыл не то волк, не то еще какая-то тварь.
Меня повели по тропинке между скользкими от накрапывающего дождя голыми стволами деревьев. Я мало что могла разглядеть - ночь выдалась безлунная, и тучи заслонили собой звезды. Такое небо было над "Аниором"... Сопливая ностальгия. Я туда не вернусь.
Ноги вязли в грязи, и я быстро устала отрывать их от земли и снова припечатывать к ней своим весом. Это глупо и бессмысленно, то, что я иду... Впрочем, идти всегда бессмысленно, и это касается не только осязаемых дорог. Жить глупо - краткий путь от небытия в небытие, который каждый наполняет какими-то событиями. А что представляет собой моя жизнь? Череду мелких и ничего не значащих драм. Нет, не было и не будет цели, счастья, покоя... Однако мне как-то абсолютно наплевать на сие, я просто хочу задержаться в этом бренном мире подольше. Он ведь явно окрашен не только в грязно-серые тона, и я даже успела краем глаза увидеть иные цвета, алую любовь, к примеру... Но - отбирают. Не отдам, мое.
Идти стало легче - тропинка сменилась выложенной наполовину ушедшими в землю каменными плитами дорожкой, идущей в гору. А на вершине этой горы - холма, если точнее - высились смутные очертания святилища древних. В темное небо вздымались резными столбами статуи давно ставших чужими богов.
Над головой было мутное темно-синее небо. Угрюмые истуканы-идолы скалили лица в каких-то безумных страстях. Каменные или деревянные, они явно не питали теплых чувств к тем, кто осмелился нарушить их безмолвный покой.
В центре помещения был плоский камень, потемневший от пролитой на него в свое время крови.
Людей я заметила потом. Эти надоедливые по своей природе создания, все как один в черных плащах, разбились на маленькие группки, тихо переговариваясь. Ждали меня, судя по всему.
Меня вывели на середину, к алтарю, и отошли. Все разговоры стихли, и в полном молчании все созерцали неторопливое шествие четырех брутальных фигур, тоже в плащах, что неспешно тащили носилки с лежащим на них дедом.
Я тебя не знала. Совсем. Я никогда не разговаривала с тобой, ведь хозяйкой этого немощного сейчас тела на моей памяти всегда была Вечная душа.
Потерпи, дедушка, тебе осталось недолго. Жаль, что ты, скорее всего, даже не успеешь ничего понять и умрешь этой ночью. А может, так будет лучше? Ведь вряд ли ты остался в здравом уме после стольких лет, проведенных безучастным свидетелем чужой жизни.
А я - останусь? С чего я взяла, что смогу? Этому Вечному дракону было отдано в жертву столько людей... Наверняка среди них были те, кто сильней, умней и хитрей меня, но ни один человек не вышел победителем в схватке с изначально чужой нашему миру и его жителям волей. Так почему я еще надеюсь? Может быть, потому что всегда кто-то должен быть первым?
Носилки опустили прямо на камень. Я видела деда непривычно близко, видела изрезанную морщинами кожу, едва уловимо поднимающуюся и опускающуюся грудь, седые волосы... А ему только девяноста. Для мага вообще не возраст, мы умираем своей смертью после двух, а в отдельных случаях и более, веков существования. Но Душа без зазрения совести выпила силы и молодость.
Носильщики ушли, из толпы вышла невысокая фигура, занавесившая лицо капюшоном черного плаща. Остановившись возле меня, она сняла капюшон. Бабка. Ненавижу. А она начала говорить.
- Всех нас, собравшихся здесь, в этом священном месте, объединяет одно...
Жажда хлеба и зрелищ?
- Текущая в наших жилах кровь Ольских. В ком-то больше, в ком-то меньше, но это не имеет значения - мы родственники, мы семья. И мы пришли сюда, чтобы увидеть то, как переселяется из дряхлого и немощного тела в новое и молодое Вечная душа рода. Это, безусловно, радостное событие...
Обалдеть насколько. Ору и прыгаю от радости. Да-да, для полного счастья мне только не хватало этой суки в моем теле.
А бабка тем временем жгла глаголом. Упомянула и сплоченность рядов семьи, и высшее предназначение Ольских, деликатно обойдя тему того, в чем оно состояло, и свои надежды на то, что новая оболочка позволит Душе изменить мир, непонятно, правда, каким образом.
- Мы начинаем ритуал, - наконец-то провозгласила бабка. - У кого-нибудь есть возражения?
Я бы посмотрела на того, у кого бы они нашлись. И на его быструю гибель. Но дураков здесь не было.
Бабка запрокинула голову к небу и начала что-то выть. Мало-помалу к ней начали подключаться и прочие присутствующие. А потом я поняла, что земля под ногами дрожит и вибрирует, а идолы издают низкий гул, да и мутно-синяя мгла над головой словно стала ниже и сгустилась.
Это было последним, что я запомнила, а потом на сознание обрушилась чудовищная сила. Сразу заломило в висках, но это почти не чувствовалось - вторжение в разум причиняло значительно более сильную боль. Я рухнула на колени, безнадежно пачкая джинсы. Было больно так, что не удавалось даже сделать вдох, и в глазах потемнело.
Самопроизвольно поднялась на уровень лица правая рука. Что-то бесконечно чужое и мне, и всему этому миру осваивалось в новой телесной оболочке.
Мразь!
Внезапно многоголосое вытье разом стихло, и в наступившей тишине отчетливо было слышно, как кто-то поднимается к капищу по дорожке, не скрываясь.
Безраздельно завладевшая моим телом Вечная душа резко повернула голову в сторону идущих. Первой поднялась по ступенькам Ишалес. Одетая. На ней был какой-то офисного вида костюм с юбкой-карандашом и жилетом. Ноги демоницы, впрочем, были босы.
А за ней вошел мужчина. Длинные темные волосы, отброшенные на спину, хищное выражение лица. Он не был высок, не обладал богатырским разворотом плеч, но от него веяло холодной пугающей силой.
Его темные глаза равнодушно окинули взглядом замершую толпу.
- Я счастлив всех вас видеть, господа. Но не в такой обстановке. Брысь!
Они не посмели ослушаться, и темные фигуры бросились врассыпную, видимо, надеясь укрыться в лесу. В капище остались я, бабка, почти не дышащий дед и еще кто-то, застывший у дальней статуи, накинув капюшон так, что не было видно лица, обращенного вниз. Ну, и демоны, разумеется.
Мужчина подошел ко мне, остановившись в шаге, и констатировал, вглядевшись в мое лицо:
- Поздно.
- Поздно для чего? - разомкнулись мои губы, произнося слова с чужой интонацией. Было жутко слышать, как кто-то говорит твоим голосом.
- Уважаемая, оставьте ребенка по-хорошему, - в равнодушии незнакомца скользнула нотка не то издевки, не то насмешки. - Вы ошиблись с выбором тела.
- Кто вы такой, чтобы делать подобные заявления? - Душа склонила голову набок, абсолютно несвойственное мне движение.
- О, у меня много имен. Можно сказать, что большая часть тех, кого я когда-либо осчастливил своим появлением, считала своим долгом как-нибудь назвать меня. У кого-то это выходило недурно, у кого-то - скверно... Вы можете звать меня Несравненным, я привык к этому обращению.
- Вы не отягощены излишней скромностью, - заключила Душа.
- Уважаемая, по правилам хорошего тона вам тоже следует представиться.
- Боюсь, что я не имею отношения к этим правилам. Зачем вы прогнали Ольских из святилища?
- Ольских? - переспросил Несравненный, усмехнувшись. - Все, кто в истинном праве носить эту фамилию, остались здесь. Хотя, все же есть кое-кто лишний, не правда ли, Лариса?
Он развернулся к фигуре у стены. Та медленно подняла руки и стянула капюшон с усталого лица.
Мать.
- Почему ты не пришел четверть часа назад? - тихо спросила она. - Теперь все кончено. Убей меня, я погубила твою дочь.
- Мою, - задумчиво повторил демон… Отец? Черт, почему я сразу не поняла, что он похож на меня? Точнее, это я на него похожа... - Значит, ты сама не чувствуешь никаких материнских чувств по отношению к этому несчастному существу, сейчас безмолвно и жадно вслушивающемуся в нашу беседу?
- Я... отвратительная мать, - она не поднимала глаз ни на меня, ни на него.
- Безусловно. Ишалес, что бы ты предложила с ней сделать?
Демоница сверкнула глазами:
- Сжечь. Прямо здесь, на алтаре. Ушедшие боги оценят!
- Несомненно. Что ж, предложение заманчивое. Что скажешь в свое оправдание, бывшая любовь моя?
- Ничего, - и опустила голову еще ниже.
Моя мать - овца, мой отец - орел. Чертовы зоофилы. Устроили цирк.
- Значит, это вы мой таинственный зять, - о, не прошло и полгода, отмерла бабка. - И на каком же основании вы собираетесь судить мою дочь?
- Человеческим детям необходимо человеческое тепло, в противном случае они вырастают слишком уязвимыми, - произнес Несравненный. - Увы, моей дочери не досталось родительской ласки. Лариса не собиралась привязываться к существу, предназначенному в жертву. Это разумно, но непростительно.
- А где был ты сам? - бабка уперла руки в бока, приняв излюбленную позу для словесных поединков и очертя голову ринулась в атаку: - Пятнадцать лет от тебя не было ни слуху ни духу, а теперь ты являешься сюда, чтобы в чем-то нас обвинить?!
Да-да, нападение - лучшая защита, я знаю. И бабка тоже.
Но Несравненный не зря явился из Преисподней. Едва ли его можно было чем-либо смутить.
- И я обвиняю. Сужу, выношу приговор, привожу его в исполнение. К вам лично, впрочем, у меня претензий нет. Скажу более - я восхищен вашей верностью и силой любви к этому человеку, - кивок в сторону деда. - Однако зло должно быть наказано. Это главнейшая мораль вашего мира, и я лишь следую ей. Прежде чем забрать дочь и уйти, я обязан вернуть этот долг.
- Забрать наследницу? - взвизгнула бабка. - Ты не...
- Благодарю, Екатерина, - вновь вступила в разговор Душа, - но в вашем заступничестве нет нужды. Мы сумеем договориться сами.
А дальше меня будто выбросило в реальный мир - звуки-запахи-краски, которые я почти не ощущала, будучи тенью на периферии собственного мозга. Душа куда-то ушла... Куда?
Несравненный застыл изваянием, в его глазах не было жизни. Покинутое тело, ждущее возвращения хозяина, ведущего переговоры с Вечной душой где-то за миллионы световых лет отсюда.
Я вновь была жива - ненадолго. И теперь весь мой оптимизм разбился, рассыпался осколками, взметнулся вверх искрящейся пылью, в которую был растерт. Глупо даже надеяться на то, что Душу можно вытеснить из себя. Ее воля сталью сковывает мою, и это безнадежно. Мне не справиться... На фоне этого то, что мой папаша - демон, звучит как-то бледно и невыразительно.
Ишалес обвела взглядом капище, а потом подошла ко мне и сказала:
- Не вздумай сойти с ума. Хозяин расстроится.
- А с чего он твой хозяин? - осведомилась я. - Или у вас там такие же модели взаимоотношений, как в нашем рабовладельческом обществе?
Когда я нервничаю, когда мне страшно до темноты в глазах, когда неизвестность впереди становится невыносимой, я начинаю говорить. Как правило, несу что-то несусветное. Как сейчас, вот только войду во вкус...
- Я служу ему по своей воле, - ответила Ишалес.
- Хорошо платит? - упс, я ее обидела.
- Мне не нужна оплата, - неприязненно произнесла она.
- Ну, хоть бы поцелуями брала. Или чем получше.
- Не нарывайся, Ольская, - посоветовала демоница, отступая на шаг. Но я уже не могла не нарываться, меня несло по волнам красноречия, прикладывая головой о коряги и скалы.
Заглушить отчаяние и страх, чуть притихшие внутри, можно было только звуками своего голоса.
- Ты была бы клевой мачехой, - изрекла я. - Кстати, а какая у вас разница в возрасте?
- Хватит, - то ли попросила, то ли велела Ишалес.
- Скажи хоть, сколько лет тебе.
- Если брать наши годы - двадцать, - неохотно ответила она.
- А каков курс ваших лет к нашим?
- Пара десятков.
- Нефигово.
Тут опять ожила бабка:
- В чем дело? Дрянь, что ты сделала с Великой душой?
- А с какого перепуга она великая? - поинтересовалась я.
- Неблагодарная тварь!
- Ты еще поори, поори, может, успокоишься, - хмыкнула я. - Кстати, ты что-то не радовалась, когда Душа жила в теле деда. Почему он достоин твоей любви, а я нет?
- Ты, гадина...
- Нет, ты, - не согласилась я.
- Прости меня, пожалуйста, - тихо пробормотала мать. Если бы она не стояла в паре метров от меня, я бы и не услышала. И немного бы потеряла - ее извинения ничего не значат. Слова вообще ничего не значат, самый верный способ узнать человека - проанализировать его действия, а у матери там все отвратительно.
- Когда рак на горе свистнет - тогда прощу, - ухмыльнулась я и вдруг почувствовала возвращение Души. Выцвели краски, лишились четкости звуки, расслабилось, впуская холод, замерзшее напряженное тело. И на моем сознании сжались тиски, и в их захвате я почти перестала ощущать саму себя как личность. Как тут не сойти с ума? Не понимаю...
Одновременно отмер Несравненный и, бросив Ишалес короткое "обратно", развернулся и ушел.
Что это было за чудное видение? Почему он меня оставил, обещал взять с собой... Зачем вообще приперся, раз ни хрена не сделал? Оставил здесь, наедине с Душой... Папаша, называется.
Мне хотелось зарыдать, громко, отчаянно, но слезные железы проигнорировали это желание. Они тоже перешли на вражескую сторону.
Я одна. Я заперта в своем теле как в клетке, у меня нет шансов и надежд. Устала, как же я устала... Засыпаю, и непонятный анабиоз духа окончательно фиксирует меня в допущенных рамках.
Феликс листал фотоальбом. Конкретно этот был целиком и полностью Кириным - фото других людей здесь почти не наблюдалось.
На большей части карточек покойница была угрюма и неприветливо смотрела в объектив камеры. Теплых чувств у Феликса она не вызывала, но он продолжал листать ее жизнь, куцо и убого запечатленную на этих цветных картонках. Это занятие здорово отвлекало от мыслей о Костенко.
Феликс волновался. Он понимал, что искать вампира будут все кому не лень, и львиная доля из них - далеко не затем, чтобы просто поздороваться.
Юный наследник Барсовых чувствовал себя идиотом, но ничего не мог с этим поделать. Разумеется, после того, как долго Феликс ненавидел Стольфа, было откровенно глупо переживать о его судьбе. Казалось бы, что может быть проще - выкинь из головы, забей и забудь!
Но не выходит.
Внимание Феликса привлекла фотография с двумя детьми десяти-одиннадцати лет - мальчиком и девочкой. Девочкой была Кира, мальчика же оборотень совершенно точно не знал, однако в этом облике было что-то знакомое. Вытащив карточку из файла и перевернув ее, он прочел дату съемки и надпись: "Первая встреча Киры и Сережи". Сергеем звали наследника темной ветви Барсовых, это Феликс узнать успел.
На этом просмотр фото ему надоел, и он решил пройтись по городу. Поместье Барсовых находилось не пойми-где, но порталы решали проблему перемещения.
Полуденное солнце слепило глаза, отражаясь от белизны снега. Недовольно щурясь, Феликс вышел из принадлежащего Барсовым, но необитаемого дома, чьей единственной функцией было размещение там портала, и, оценив свое местоположение, направился в близлежащий парк.
Любителей погулять меж голых древесных стволов в середине рабочего дня было немного - дворничиха в оранжевой спецовке, вяло ковырявшаяся в снегу лопатой, да парочка на скамейке.
А вот парочка была странноватая, и сначала Феликс не понял, что его напрягло. Ну, сидят люди, ну, одеты несколько не по сезону, девушка, по крайней мере...
Однако когда он сообразил, что отсутствие на девушке обуви - это нечто загадочное, то был заинтригован.
А между тем парочка что-то оживленно обсуждала. Мужчина был раздражен, девушка тщетно пыталась его успокоить.
- Пусть мы не можем действовать, но сама Настя может хоть размазать эту суку по стенке! На нее наши мирные договоры не действуют!
- Девочка не справится, - с досадой сказал мужчина.
Феликс пришел к выводу, что диалог ему интересен, и занял наблюдательную позицию на лавке на противоположной стороне аллейки. Слышно было не очень, а если бы он не являлся оборотнем, то до него бы вообще не донеслось ни слова... Ну, хоть так.
На него покосились, но, видимо, сочтя не стоящим внимания, вернулись к разговору.
- Хозяин, вы просто не видели отношения вашей дочери с ее рабыней. Там, правда, от рабства осталась лишь формальность... Но, поверьте, такие чувства вытаскивают даже из-за грани, не то что помогают преодолевать неурядицы такого рода!
- Не верю, - отрезал мужчина. - Чувства - это не сила, а Настю может спасти только она.
- Не сила? - как-то обиженно переспросила девушка. - Обоснуйте!
- С легкостью. Возьмем общий случай - сходятся два существа. Между ними возникает симпатия, перерастающая в страсть. Затем проходит время, и за несколько лет страсть постепенно утихает. Далее есть два варианта развития событий: первый из них - разрыв, второй - продолжение сосуществования. Во втором варианте в нуле целых одной сиксилиардной части случаев происходящее между этими существами можно назвать любовью. Да, любовь - сила. Страсть, привязанность, нежность и прочие столь люто ненавидимые людьми вещи (а почему иначе их так мало в человеческом мире?) - ничто. В лучшем случае это вдохнет в существо веру в себя и надежду на что-либо хорошее. В худшем - погубит.
- У вас жестокие теории, - голос девушки звучал похоронно.
- Ишалес, ты еще молода, тебе позволительны иллюзии. Мне - уже нет. Отношения этих девочек ничего не значат, и тем более не способны никого спасти.
- Вы просто их не видели... - тихо сказала девушка, но по ее тону было ясно, что она уже внутренне согласилась со словами собеседника.
- Итак, придется искать пути расторжения договора между нами и ними, - сменил тему мужчина. - Иного пути вызволения маленькой Ольской из цепких рук любезной Тахаро нет.
Знакомая фамилия резанула слух Феликса, и он вспомнил, что девушку, которой он был обязан своей свободой, звали именно Анастасией Ольской.
- Впрочем, если мне не удастся добиться расторжения соглашения, придется действовать незаконно, тело моей дочери должно принадлежать только моей дочери, иные сущности не имеют на него права, - твердо сказал мужчина и встал с лавки. Ишалес тоже поспешно вскочила и бросилась за стремительно удаляющимся хозяином.
Феликс проводил их взглядом, а потом хмыкнул:
- Бля, вот у людей жизнь интересная!
И поспешил обратно в поместье - узнавать, что именно случилось с наследницей Ольских. Он, как-никак, был ее должником, и потому ее судьба была ему не совсем безразлична.
***
Темно. Веса нет, тела нет, голоса тоже, и даже вокруг - пустота, кажущаяся безграничной для песчинки, которой я являюсь.
Но внезапно в этой придуманной мной, чтобы скрыть истинную сущность пустоты, тьме загорелись точки, творящие пространство. Я не знаю, сколько времени прошло, но в итоге я обнаружила себя стоящей в центре огромного зала, стены которого уходили далеко вверх, и там, под потолком, слабо светились разными цветами витражные окошки. Они были единственными источниками света, поэтому в зале царил мрак, позволяющий видеть только слабые очертания.
Прямо передо мной, метрах в шести-семи, смутно виднелся трон с темной фигурой, на нем сидящей.
- Здравствуй, девочка. Познакомимся? - фигура пошевелилась, подаваясь вперед. На стенах зала вспыхнуло несколько факелов, позволяя мне определить женскую половую принадлежность этой самопровозглашенной царицы. Стало быть, со мной соизволила беседовать сама Вечная Душа, снизошла до простой смертной. Ненавижу. Ненавижу! Ладно, спокойно...
- А зачем нам знакомиться? - осведомилась я, и это вышло как-то устало и печально вместо запланированной злости.
- Если мы договоримся, я не возьму у тебя больше, чем ты можешь дать.
- Ты все равно заберешь все, что тебе нужно, - сказала я.
- Но в одном случае мне может потребоваться меньше, чем в другом.
Эх, если бы только можно было заставить этот теряющийся в вышине потолок треснуть и упасть вниз, заваливая зал обломками... Пожалуй, я даже готова отдать свою жизнь, чтобы уничтожить эту суку с манией величия. Жаль, что мое существование безразлично высшим силам.
Как же это противно - смотреть на сидящую в тени на своем троне Душу и понимать, что после меня ей будут отданы еще многие... Так не должно происходить! Если мне не суждено вырваться, я хочу забрать этого дракона с собой на тот свет, чтобы ни один рыцарь больше не пострадал!
- Я не дракон, а ты не рыцарь, - раздался мягкий голос. Мне было не разглядеть лица Души, но я была готова поклясться, что она улыбается. От осознания этого усилились маниакальные настроения, которым я, к сожалению, не могла найти выхода. - Мы просто различающиеся между собой сущности.
- А дракон и рыцарь, стало быть, похожи? - хмыкнула я, не собираясь отказываться от этой средневековой концепции, она мне нравилась. Эдакий суровый романтизм вместо неприглядной реальности, достойная замена.
- Больше, чем мы с тобой. Я знаю твое имя, но твой дух пока остается для меня загадкой. Впусти меня, я хочу познать...
- А я хочу, чтоб ты сдохла, - некуртуазно ответила я. Зато честно.
- Мое бессмертие не позволит мне этого, - безмятежно сказала Душа.
- Не бывает абсолютного бессмертия! - крикнула я. Собственно, я не сомневалась, что мне не поздоровится и от неабсолютного, но удержаться от того, чтобы вставить свои пять копеек, не могла.
- Бывает, - о, мы вступили в дебаты. - Но мне бы не хотелось развивать эту тему... - и выступили из них. Ну и хрен с ними.
- Мое имя - Тахаро, - вдруг представилась Душа.
- И что с того?
- Имя - это важно в вашем мире, потому я называю его тебе. Если хочешь, можешь заглянуть в меня...
Ну у нее и предложеньица. И скачет без перехода от одной замечательной мысли к другой...
- Обойдусь.
- Жаль, что ты не хочешь идти на контакт, - с легким огорчением сказала Душа. - Надеюсь, еще немного Небытия тебя образумит.
Издевается, падла. Образумит, как же, скорее, выжрет последние мозги.
К сожалению, противопоставить ей мне было нечего.
***
Неделя. Прошла всего лишь неделя, но чувство такое, что каждый день - не день даже, час - тождественно равен минимум году. А миру все равно, мир суетится и решает свои проблемы, ему неважно, кого и как убивают.
Каждый раз, когда я видела в новостях Настю, то с глупой, наивной надеждой вглядывалась в ее лицо: а вдруг все-таки случилось чудо, вдруг это действительно она, а не чужое создание, квартирующееся в этом теле? Но - нет. Магия и чудеса - по-прежнему совершенно разные вещи. То, что обсуждало законопроекты на экране, не имело никакого отношения к настоящей Насте.
Я не звонила ей. Я не хотела слышать чужие слова, произнесенные знакомым голосом, каждая модуляция которого так безумно мне дорога...
А жизнь продолжалась. Писали на досках километровые домашние задания учителя, радостно играли в снежки ученики на переменах, причем некоторые - даже не выходя для этого из помещения.
Я училась. Что мне оставалось делать? Лишь учиться и вспоминать, и я делала и то, и другое. Часто рассматривала немногие наши общие фотографии, на которых мы были если не счастливы, то по крайней мере радостны, прокручивала перед сном в голове некоторые наши разговоры...
Лай говорила, что я похожа на тень себя бывшей. А я думала, что я и есть тень. Это Настя сделала меня живой, тогда, несколько жизней назад пожалев девчонку-рабыню на вокзале. Я была почти сломана, а она меня подобрала и отогрела. Теперь мне опять холодно.
Стелла в последнее время была непривычно задумчива и молчалива. Когда Лай, не выдержав, спросила у нее, в чем дело, та ответила:
- Мне кажется, что я что-то забыла. Что-то очень важное, мне очень надо это восстановить, но ноосфера закрылась и не помогает...
Я, случившаяся при этом разговоре поблизости, вдруг вспомнила, что по данным Ольских Стелле восемьдесят лет. Определенно, здесь и впрямь какая-то тайна. Мне даже жаль, что я не могу этим заинтересоваться.
До экзаменов оставалось около четырех месяцев, если я сдам их - буду свободна. Однако эта свобода - всего лишь формальность, я бы лучше навечно осталась Настиной рабыней... Только бы с моей хозяйкой все было хорошо.
Ишалес за эту неделю не появлялась ни разу. Не знаю, была ли она с Настей или же просто завеялась по своим делам... Или, осознав поражение, вернулась в Преисподнюю - отчитываться перед своим Несравненным хозяином.
Селена Ингваровна оправилась от таинственного отравления. Я уже решила, что когда она вызовет меня к себе - потребовать назад Погасшую свечу - буду отпираться до последнего, но артефакта не отдам. Я помню, что это не устроит Вечную Душу, и буду стоять на своем.
К Душе, кстати, я не испытывала практически ничего - она была для меня воплощением этакого неизбежного зла. Если что и ругать - то судьбу, но это бесполезно и было сделано миллиарды раз до меня. Смысл повторять?
Я тосковала по-звериному. И, как всегда, когда в жизни случался революционный поворот не в ту сторону, мне требовалось чем-то забить саднящую пустоту в душе - хотя бы чуть-чуть. Я посвящала почти все время учебе, но это уже надоело, требовалось что-то новое.
Ну, новое меня нашло. Само.
В понедельник я, возвращаясь из библиотеки, нагруженная книгами - разными, от "Конструирования световых иллюзий" до откровенной беллетристики - столкнулась в коридоре с... Феликсом.
Собственно, если бы мне взбрело в голову тащить книги в руках, я бы их уронила, и мы бы классически ползали, собирая томики. Однако я несла их в сумке, и потому об пол стукнулась только она - разжались пальцы от удивления.
- Извини, - спокойно сказал Феликс и, подняв сумку, вернул ее мне, а потом поинтересовался: - Я тебя нигде раньше не видел?
- В замке Костенко, - на автомате выдала я, и только потом почти безучастно отметила, что собеседника ответ не порадовал.
- Ясно, - довольно-таки хмуро кивнул он, собираясь уйти.
- Подожди, - зачем-то сказала я ему в спину.
- Нахуя мне ждать?
- В каком ты классе? - я проигнорировала грубость.
- Ни в каком, - он обернулся, всем своим видом демонстрируя, что не хочет продолжения диалога. Зато приспичило потрепаться мне.
- Тогда почему ты здесь?
- Гуляю, блять. Заблудился и забрел в школу, - язвительно ответил Феликс.
Тут в конце коридора нарисовалась процессия из полудюжины мужчин в разномастной темной одежде, и эти личности сильно обрадовались, завидев Феликса. Того же перекосило.
- Наследник! - взревели они, бросаясь в нашу сторону.
- Блять, вы че, без меня и минуты не можете?
- Мы - ваша охрана, и...
- Ну, съебитесь куда-нибу-удь... Харе за мной ходить! - взмолился Феликс. Я мало что понимала в сложившейся ситуации.
- Как пожелаете, но если что - звоните.
Делегация быстро рассосалась, Феликс вздохнул с облегчением.
- С утра ходят и следят, - пояснил он мне. Наверное, у меня был совсем офигелый вид. - Заебали, вызывают паранойю. Прячутся за статуями, суки.
- А почему они тебя охраняют? - опомнилась от ступора я. - Чей ты наследник?
- Светлых Барсовых, - кажется, диалог шел на лад. - Тебя как зовут?
- Рита.
- Феликс.
Этот вечер мне не пришлось коротать в компании книг, как предыдущие. Живой человек - это все-таки лучше неодушевленного предмета... Кстати, от слов с корнем "душ" меня теперь передергивает...
Он был не в курсе моей драмы и не пытался сочувствовать, я ему - тоже. Насколько я поняла, жизнь у него тоже была не из легких, но он относился к невзгодам проще.
Потому что привык. Мне же не удалось.
Старательно обходя опасные темы, мы разговаривали о чем-то вообще диком. Зато я стала просвещена в области оборотничества и обсценной лексики, которой Феликс, не стесняясь, щедро пересыпал свою речь.
Оказывается, он приехал в "Аниор", чтобы за оставшееся время учебного года и летние каникулы выучить программу первого класса и пойти потом во второй со сверстниками.
Уже ночью, лежа в кровати и приготовившись к ставшей моей частой гостьей бессоннице, я вдруг подумала, что рядом с Феликсом мне становится легче, и отступают отчаянные гипотезы насчет того, что сейчас с Настей.
Наверное, это хорошо.
В эту ночь я заснула быстро - впервые за восемь дней прошедших с переселения Вечной Души.
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 18, душевная
Глава 18, душевная
- О, как я ее ненавижу! Готова разорвать на части! - Кира со зверским выражением лица раздирала в клочья уже энную салфетку. Обрывки усеивали стол и валялись на полу под ним. Однако говорила Барсова, конечно же, не о салфетке.
- Зачем так беситься? - пожал плечами Стольф. - Дружба вообще - не существующая вещь. Обидно, когда тебя посылают, но зачем же так громко орать?
- Дружбы нет, любви нет... И жизни нет. Что ты в этом понимаешь? - с глубоким отвращением спросила Кира и, не дожидаясь ответа на, в общем-то, риторический вопрос, продолжила: - Эта Настя вела себя так, словно ее ничего не колышет! Представляешь, я ее не волную, она занята только своими проблемами! Эгоистка.
- Кто бы говорил, - покачал головой Костенко.
- Что? Ты думаешь, я эгоистичная?
- От и до.
- Что ты в этом понимаешь!
- Конкретно в этом - все, - серьезно сказал Стольф. - Я сам был таким.
- Да-а? И что же заставило тебя измениться? - Кира склонила набок голову, мелированные зеленым пряди волос упали ей на лицо, и она с досадой их стряхнула.
- Любовь, - коротко ответил Костенко.
- Какая прелесть. А любовь - это тоже эгоизм!
- Заткнись. Я хочу тишины и покоя.
- Ага! Это эгоистичная просьба! - торжествующе завопила Кира. Другие люди, сидящие в кафе, поглядывали на нее как на агрессивную сумасшедшую.
- Если Магомет не уходит от горы и донимает ее своей тупостью, то гора должна сама по-тихому слинять, - изрек Стольф с видом человека (вампира?), говорящего мудрую вещь. После произнесения сей глубокомысленной фразы он решительно встал из-за стола и направился к выходу.
- Стой! - заверещала ему вслед Кира. - А кто платить будет?
- Не будь жадной, это тоже порок, - нравоучительно сказал Костенко с порога.
- Сволочь! Мразь!
- Не без того, - пробормотал Стольф, оказавшись на улице. Его уже бесило в Кире все, от сетчатых колготок до вспыльчивости и дурацкой энергичности.
Воспоминания о Феликсе вызывали такую бурю эмоций, что приходилось запрещать себе о нем думать, чтобы от переживаний не учинить над собственной персоной что-нибудь эдакое, отдающее мазохизмом.
Стерву-Ольскую Стольф ненавидел. Если бы она только стреляла в него, он бы лишь философски пожал плечами, мол, справедливо. Но эта тварь забрала у него то, чем он, можно сказать, жил последние несколько месяцев.
Феликс больше не воспринимался как игрушка. Опыт обращения с рабами у Костенко был, но он не припоминал, чтобы хоть кто-то из них вызывал какие-то особенные чувства. В них его интересовало только тело... И эти забавы вскоре приедались, больше пары-тройки недель Стольф ни с кем не выдерживал.
А с Феликсом хотелось жить. Хотелось, чтобы мальчишка привык к нему, перестал грубить...
Стольф никогда не заморачивался насчет одиночества, хотя оно и сопровождало его с рождения. А может, потому и не заморачивался, что не знал другой жизни. Зато теперь оказалось очень неприятно терять то, что у него еще совсем недавно было...
Память слишком ненадежна. Она не сохранит даже самые короткие эпизоды во всей их полноте, да если бы и сохранила - что ждет того, кто живет воспоминаниями? Ну да, ничего хорошего.
Между прочим, они бы вполне могли быть счастливы. Их разделяло не так уж много, никаких глубинных противоречий, а то, что все же было, непременно сгладилось бы со временем.
Стольф ни на секунду не забывал, что эпопея началась с Багиры, только все не мог решить, быть ли ей за это благодарным или проклинать. С одной стороны, нет худа без добра. Разве встретился бы он с Феликсом, если бы в ту ночь невеста не достала Костенко так, что он бежал с поля семейной битвы? А другая сторона монеты - именно психическая неуравновешенность Багиры стала причиной того, что жизнь забила ключом, да все по голове - сам бы Стольф в жизни не придумал телепортироваться в школу, чтобы там кого-то убить. Но любезное приглашение невесты невозможно было не принять - какой вампир откажется хлебнуть живой, еще теплой крови? К тому же, Багира уверяла, что все пройдет гладко, что их не поймают...
Где она сейчас, грозная мстительница с рабской татуировкой на щиколотке?
- Только полный дебил мог с ней тогда пойти, - вслух пробормотал Стольф, останавливаясь у пешеходного перехода, на другой стороне дороги сиял алым светофор. - Я дебил.
Тут его нагнала запыхавшаяся Кира, нелепая в своей шапочке с оленями и помпоном на макушке. Шапочка вывела Костенко из ангста, по крайней мере, на какое-то время.
- Сволочь, - сказала Барсова, но особой злости в ее голосе уже не было - пока бежала, адреналин в крови рассосался. - Ты прикинь, что я поняла.
- Что? - без энтузиазма откликнулся Стольф.
- Я никому не нужна! Вообще! На всей планете! В галактике! Во Вселенной!
- Тебе нужны поздравления или соболезнования?
- Дурак, - с досадой произнесла Кира. - Это просто факт такой. Меня никто не ищет, никто не рыдает сутками на моей могилке, даже и не вспоминает добрым словом. Я прожила жизнь и ничего после себя не оставила!
- Тебе поможет гроб, - вдруг выдал Стольф.
- Ты не охренел, меня хоронить? Это моя привилегия!
- Я не о том, - отмахнулся Костенко. - Есть такая методика: человека помещают в деревянный ящик, подозрительно смахивающий на гроб, и закапывают в землю, живого. Через час-два откапывают.
- А смысл? - захлопала глазами Кира.
- Считается, что эта странная процедура помогает вернуть вкус к жизни.
- У меня столько мыслей... И цензурные среди них только два слова: ты придурок! Ты чем меня слушал? Я говорила, что меня огорчает то, что я никому не нужна? Нет. Это всего лишь обидно. Пошли все нахуй, я еще спляшу на их похоронах! Сходим в кино?
***
Никогда не сдавайся. Тот, кто заранее смирился с возможным поражением, обречен на неудачу. Зачем вообще драться, если веришь в плохой исход?
Я все прекрасно понимала, но не могла наскрести ни капли оптимизма в словно отупевшей от всего, что со мной было и что еще будет, душе. Меня везли к эшафоту, а я только и могла, что выпрямить спину. Хотя и этого не сделала, предпочтя сидеть, сгорбившись, на заднем сидении машины.
Чтобы добраться до древнего капища, которое с чуть менее древних времен облюбовали для ритуалов Ольские, требовалось несколько часов, даже учитывая, что кое-где водитель срезал крюк по подпространству.
Капище-капище... Когда-то там приносили в жертву юных девственниц, сегодня неканонично пожертвуют мной.
Я прижалась виском к стеклу тонированного окна. Сквозь какую-то морось - и где мы только едем, что зимой такая погода? - можно было разглядеть сопровождавшие мой автомобили. В одном из них, я знала точно, ехала моя мать. Почему-то мысли о ней были единственными, вызывавшими эмоции, а если быть точной, то всего одну эмоцию -
чистую, искреннюю и горькую на воображаемый вкус ненависть. Это мать должна была быть на моем месте, но ей удалось переложить бремя сие на мои некрепкие плечи. Она не оставила мне выбора, все решив еще до моего рождения.
По железным бокам машины захлестали ветви деревьев - меня завезли в какой-то лес, до капища уже недалеко и недолго.
Я бездумно смотрела на зловещие в ночной темноте очертания местной флоры до тех пор, пока автомобиль не остановился. Меня вытащили из салона.
Холодно. Сыро. Темно. Отличное место для того, чтобы окончить свой жизненный путь.
Мы все верим в собственное бессмертие, пока костлявая не зайдется в приступе хохота, сжав ледяной лапой сердце, чтобы мгновением позже вырвать его из непрочной человеческой груди.
Где-то неподалеку взвыл не то волк, не то еще какая-то тварь.
Меня повели по тропинке между скользкими от накрапывающего дождя голыми стволами деревьев. Я мало что могла разглядеть - ночь выдалась безлунная, и тучи заслонили собой звезды. Такое небо было над "Аниором"... Сопливая ностальгия. Я туда не вернусь.
Ноги вязли в грязи, и я быстро устала отрывать их от земли и снова припечатывать к ней своим весом. Это глупо и бессмысленно, то, что я иду... Впрочем, идти всегда бессмысленно, и это касается не только осязаемых дорог. Жить глупо - краткий путь от небытия в небытие, который каждый наполняет какими-то событиями. А что представляет собой моя жизнь? Череду мелких и ничего не значащих драм. Нет, не было и не будет цели, счастья, покоя... Однако мне как-то абсолютно наплевать на сие, я просто хочу задержаться в этом бренном мире подольше. Он ведь явно окрашен не только в грязно-серые тона, и я даже успела краем глаза увидеть иные цвета, алую любовь, к примеру... Но - отбирают. Не отдам, мое.
Идти стало легче - тропинка сменилась выложенной наполовину ушедшими в землю каменными плитами дорожкой, идущей в гору. А на вершине этой горы - холма, если точнее - высились смутные очертания святилища древних. В темное небо вздымались резными столбами статуи давно ставших чужими богов.
Над головой было мутное темно-синее небо. Угрюмые истуканы-идолы скалили лица в каких-то безумных страстях. Каменные или деревянные, они явно не питали теплых чувств к тем, кто осмелился нарушить их безмолвный покой.
В центре помещения был плоский камень, потемневший от пролитой на него в свое время крови.
Людей я заметила потом. Эти надоедливые по своей природе создания, все как один в черных плащах, разбились на маленькие группки, тихо переговариваясь. Ждали меня, судя по всему.
Меня вывели на середину, к алтарю, и отошли. Все разговоры стихли, и в полном молчании все созерцали неторопливое шествие четырех брутальных фигур, тоже в плащах, что неспешно тащили носилки с лежащим на них дедом.
Я тебя не знала. Совсем. Я никогда не разговаривала с тобой, ведь хозяйкой этого немощного сейчас тела на моей памяти всегда была Вечная душа.
Потерпи, дедушка, тебе осталось недолго. Жаль, что ты, скорее всего, даже не успеешь ничего понять и умрешь этой ночью. А может, так будет лучше? Ведь вряд ли ты остался в здравом уме после стольких лет, проведенных безучастным свидетелем чужой жизни.
А я - останусь? С чего я взяла, что смогу? Этому Вечному дракону было отдано в жертву столько людей... Наверняка среди них были те, кто сильней, умней и хитрей меня, но ни один человек не вышел победителем в схватке с изначально чужой нашему миру и его жителям волей. Так почему я еще надеюсь? Может быть, потому что всегда кто-то должен быть первым?
Носилки опустили прямо на камень. Я видела деда непривычно близко, видела изрезанную морщинами кожу, едва уловимо поднимающуюся и опускающуюся грудь, седые волосы... А ему только девяноста. Для мага вообще не возраст, мы умираем своей смертью после двух, а в отдельных случаях и более, веков существования. Но Душа без зазрения совести выпила силы и молодость.
Носильщики ушли, из толпы вышла невысокая фигура, занавесившая лицо капюшоном черного плаща. Остановившись возле меня, она сняла капюшон. Бабка. Ненавижу. А она начала говорить.
- Всех нас, собравшихся здесь, в этом священном месте, объединяет одно...
Жажда хлеба и зрелищ?
- Текущая в наших жилах кровь Ольских. В ком-то больше, в ком-то меньше, но это не имеет значения - мы родственники, мы семья. И мы пришли сюда, чтобы увидеть то, как переселяется из дряхлого и немощного тела в новое и молодое Вечная душа рода. Это, безусловно, радостное событие...
Обалдеть насколько. Ору и прыгаю от радости. Да-да, для полного счастья мне только не хватало этой суки в моем теле.
А бабка тем временем жгла глаголом. Упомянула и сплоченность рядов семьи, и высшее предназначение Ольских, деликатно обойдя тему того, в чем оно состояло, и свои надежды на то, что новая оболочка позволит Душе изменить мир, непонятно, правда, каким образом.
- Мы начинаем ритуал, - наконец-то провозгласила бабка. - У кого-нибудь есть возражения?
Я бы посмотрела на того, у кого бы они нашлись. И на его быструю гибель. Но дураков здесь не было.
Бабка запрокинула голову к небу и начала что-то выть. Мало-помалу к ней начали подключаться и прочие присутствующие. А потом я поняла, что земля под ногами дрожит и вибрирует, а идолы издают низкий гул, да и мутно-синяя мгла над головой словно стала ниже и сгустилась.
Это было последним, что я запомнила, а потом на сознание обрушилась чудовищная сила. Сразу заломило в висках, но это почти не чувствовалось - вторжение в разум причиняло значительно более сильную боль. Я рухнула на колени, безнадежно пачкая джинсы. Было больно так, что не удавалось даже сделать вдох, и в глазах потемнело.
Самопроизвольно поднялась на уровень лица правая рука. Что-то бесконечно чужое и мне, и всему этому миру осваивалось в новой телесной оболочке.
Мразь!
Внезапно многоголосое вытье разом стихло, и в наступившей тишине отчетливо было слышно, как кто-то поднимается к капищу по дорожке, не скрываясь.
Безраздельно завладевшая моим телом Вечная душа резко повернула голову в сторону идущих. Первой поднялась по ступенькам Ишалес. Одетая. На ней был какой-то офисного вида костюм с юбкой-карандашом и жилетом. Ноги демоницы, впрочем, были босы.
А за ней вошел мужчина. Длинные темные волосы, отброшенные на спину, хищное выражение лица. Он не был высок, не обладал богатырским разворотом плеч, но от него веяло холодной пугающей силой.
Его темные глаза равнодушно окинули взглядом замершую толпу.
- Я счастлив всех вас видеть, господа. Но не в такой обстановке. Брысь!
Они не посмели ослушаться, и темные фигуры бросились врассыпную, видимо, надеясь укрыться в лесу. В капище остались я, бабка, почти не дышащий дед и еще кто-то, застывший у дальней статуи, накинув капюшон так, что не было видно лица, обращенного вниз. Ну, и демоны, разумеется.
Мужчина подошел ко мне, остановившись в шаге, и констатировал, вглядевшись в мое лицо:
- Поздно.
- Поздно для чего? - разомкнулись мои губы, произнося слова с чужой интонацией. Было жутко слышать, как кто-то говорит твоим голосом.
- Уважаемая, оставьте ребенка по-хорошему, - в равнодушии незнакомца скользнула нотка не то издевки, не то насмешки. - Вы ошиблись с выбором тела.
- Кто вы такой, чтобы делать подобные заявления? - Душа склонила голову набок, абсолютно несвойственное мне движение.
- О, у меня много имен. Можно сказать, что большая часть тех, кого я когда-либо осчастливил своим появлением, считала своим долгом как-нибудь назвать меня. У кого-то это выходило недурно, у кого-то - скверно... Вы можете звать меня Несравненным, я привык к этому обращению.
- Вы не отягощены излишней скромностью, - заключила Душа.
- Уважаемая, по правилам хорошего тона вам тоже следует представиться.
- Боюсь, что я не имею отношения к этим правилам. Зачем вы прогнали Ольских из святилища?
- Ольских? - переспросил Несравненный, усмехнувшись. - Все, кто в истинном праве носить эту фамилию, остались здесь. Хотя, все же есть кое-кто лишний, не правда ли, Лариса?
Он развернулся к фигуре у стены. Та медленно подняла руки и стянула капюшон с усталого лица.
Мать.
- Почему ты не пришел четверть часа назад? - тихо спросила она. - Теперь все кончено. Убей меня, я погубила твою дочь.
- Мою, - задумчиво повторил демон… Отец? Черт, почему я сразу не поняла, что он похож на меня? Точнее, это я на него похожа... - Значит, ты сама не чувствуешь никаких материнских чувств по отношению к этому несчастному существу, сейчас безмолвно и жадно вслушивающемуся в нашу беседу?
- Я... отвратительная мать, - она не поднимала глаз ни на меня, ни на него.
- Безусловно. Ишалес, что бы ты предложила с ней сделать?
Демоница сверкнула глазами:
- Сжечь. Прямо здесь, на алтаре. Ушедшие боги оценят!
- Несомненно. Что ж, предложение заманчивое. Что скажешь в свое оправдание, бывшая любовь моя?
- Ничего, - и опустила голову еще ниже.
Моя мать - овца, мой отец - орел. Чертовы зоофилы. Устроили цирк.
- Значит, это вы мой таинственный зять, - о, не прошло и полгода, отмерла бабка. - И на каком же основании вы собираетесь судить мою дочь?
- Человеческим детям необходимо человеческое тепло, в противном случае они вырастают слишком уязвимыми, - произнес Несравненный. - Увы, моей дочери не досталось родительской ласки. Лариса не собиралась привязываться к существу, предназначенному в жертву. Это разумно, но непростительно.
- А где был ты сам? - бабка уперла руки в бока, приняв излюбленную позу для словесных поединков и очертя голову ринулась в атаку: - Пятнадцать лет от тебя не было ни слуху ни духу, а теперь ты являешься сюда, чтобы в чем-то нас обвинить?!
Да-да, нападение - лучшая защита, я знаю. И бабка тоже.
Но Несравненный не зря явился из Преисподней. Едва ли его можно было чем-либо смутить.
- И я обвиняю. Сужу, выношу приговор, привожу его в исполнение. К вам лично, впрочем, у меня претензий нет. Скажу более - я восхищен вашей верностью и силой любви к этому человеку, - кивок в сторону деда. - Однако зло должно быть наказано. Это главнейшая мораль вашего мира, и я лишь следую ей. Прежде чем забрать дочь и уйти, я обязан вернуть этот долг.
- Забрать наследницу? - взвизгнула бабка. - Ты не...
- Благодарю, Екатерина, - вновь вступила в разговор Душа, - но в вашем заступничестве нет нужды. Мы сумеем договориться сами.
А дальше меня будто выбросило в реальный мир - звуки-запахи-краски, которые я почти не ощущала, будучи тенью на периферии собственного мозга. Душа куда-то ушла... Куда?
Несравненный застыл изваянием, в его глазах не было жизни. Покинутое тело, ждущее возвращения хозяина, ведущего переговоры с Вечной душой где-то за миллионы световых лет отсюда.
Я вновь была жива - ненадолго. И теперь весь мой оптимизм разбился, рассыпался осколками, взметнулся вверх искрящейся пылью, в которую был растерт. Глупо даже надеяться на то, что Душу можно вытеснить из себя. Ее воля сталью сковывает мою, и это безнадежно. Мне не справиться... На фоне этого то, что мой папаша - демон, звучит как-то бледно и невыразительно.
Ишалес обвела взглядом капище, а потом подошла ко мне и сказала:
- Не вздумай сойти с ума. Хозяин расстроится.
- А с чего он твой хозяин? - осведомилась я. - Или у вас там такие же модели взаимоотношений, как в нашем рабовладельческом обществе?
Когда я нервничаю, когда мне страшно до темноты в глазах, когда неизвестность впереди становится невыносимой, я начинаю говорить. Как правило, несу что-то несусветное. Как сейчас, вот только войду во вкус...
- Я служу ему по своей воле, - ответила Ишалес.
- Хорошо платит? - упс, я ее обидела.
- Мне не нужна оплата, - неприязненно произнесла она.
- Ну, хоть бы поцелуями брала. Или чем получше.
- Не нарывайся, Ольская, - посоветовала демоница, отступая на шаг. Но я уже не могла не нарываться, меня несло по волнам красноречия, прикладывая головой о коряги и скалы.
Заглушить отчаяние и страх, чуть притихшие внутри, можно было только звуками своего голоса.
- Ты была бы клевой мачехой, - изрекла я. - Кстати, а какая у вас разница в возрасте?
- Хватит, - то ли попросила, то ли велела Ишалес.
- Скажи хоть, сколько лет тебе.
- Если брать наши годы - двадцать, - неохотно ответила она.
- А каков курс ваших лет к нашим?
- Пара десятков.
- Нефигово.
Тут опять ожила бабка:
- В чем дело? Дрянь, что ты сделала с Великой душой?
- А с какого перепуга она великая? - поинтересовалась я.
- Неблагодарная тварь!
- Ты еще поори, поори, может, успокоишься, - хмыкнула я. - Кстати, ты что-то не радовалась, когда Душа жила в теле деда. Почему он достоин твоей любви, а я нет?
- Ты, гадина...
- Нет, ты, - не согласилась я.
- Прости меня, пожалуйста, - тихо пробормотала мать. Если бы она не стояла в паре метров от меня, я бы и не услышала. И немного бы потеряла - ее извинения ничего не значат. Слова вообще ничего не значат, самый верный способ узнать человека - проанализировать его действия, а у матери там все отвратительно.
- Когда рак на горе свистнет - тогда прощу, - ухмыльнулась я и вдруг почувствовала возвращение Души. Выцвели краски, лишились четкости звуки, расслабилось, впуская холод, замерзшее напряженное тело. И на моем сознании сжались тиски, и в их захвате я почти перестала ощущать саму себя как личность. Как тут не сойти с ума? Не понимаю...
Одновременно отмер Несравненный и, бросив Ишалес короткое "обратно", развернулся и ушел.
Что это было за чудное видение? Почему он меня оставил, обещал взять с собой... Зачем вообще приперся, раз ни хрена не сделал? Оставил здесь, наедине с Душой... Папаша, называется.
Мне хотелось зарыдать, громко, отчаянно, но слезные железы проигнорировали это желание. Они тоже перешли на вражескую сторону.
Я одна. Я заперта в своем теле как в клетке, у меня нет шансов и надежд. Устала, как же я устала... Засыпаю, и непонятный анабиоз духа окончательно фиксирует меня в допущенных рамках.
Феликс листал фотоальбом. Конкретно этот был целиком и полностью Кириным - фото других людей здесь почти не наблюдалось.
На большей части карточек покойница была угрюма и неприветливо смотрела в объектив камеры. Теплых чувств у Феликса она не вызывала, но он продолжал листать ее жизнь, куцо и убого запечатленную на этих цветных картонках. Это занятие здорово отвлекало от мыслей о Костенко.
Феликс волновался. Он понимал, что искать вампира будут все кому не лень, и львиная доля из них - далеко не затем, чтобы просто поздороваться.
Юный наследник Барсовых чувствовал себя идиотом, но ничего не мог с этим поделать. Разумеется, после того, как долго Феликс ненавидел Стольфа, было откровенно глупо переживать о его судьбе. Казалось бы, что может быть проще - выкинь из головы, забей и забудь!
Но не выходит.
Внимание Феликса привлекла фотография с двумя детьми десяти-одиннадцати лет - мальчиком и девочкой. Девочкой была Кира, мальчика же оборотень совершенно точно не знал, однако в этом облике было что-то знакомое. Вытащив карточку из файла и перевернув ее, он прочел дату съемки и надпись: "Первая встреча Киры и Сережи". Сергеем звали наследника темной ветви Барсовых, это Феликс узнать успел.
На этом просмотр фото ему надоел, и он решил пройтись по городу. Поместье Барсовых находилось не пойми-где, но порталы решали проблему перемещения.
Полуденное солнце слепило глаза, отражаясь от белизны снега. Недовольно щурясь, Феликс вышел из принадлежащего Барсовым, но необитаемого дома, чьей единственной функцией было размещение там портала, и, оценив свое местоположение, направился в близлежащий парк.
Любителей погулять меж голых древесных стволов в середине рабочего дня было немного - дворничиха в оранжевой спецовке, вяло ковырявшаяся в снегу лопатой, да парочка на скамейке.
А вот парочка была странноватая, и сначала Феликс не понял, что его напрягло. Ну, сидят люди, ну, одеты несколько не по сезону, девушка, по крайней мере...
Однако когда он сообразил, что отсутствие на девушке обуви - это нечто загадочное, то был заинтригован.
А между тем парочка что-то оживленно обсуждала. Мужчина был раздражен, девушка тщетно пыталась его успокоить.
- Пусть мы не можем действовать, но сама Настя может хоть размазать эту суку по стенке! На нее наши мирные договоры не действуют!
- Девочка не справится, - с досадой сказал мужчина.
Феликс пришел к выводу, что диалог ему интересен, и занял наблюдательную позицию на лавке на противоположной стороне аллейки. Слышно было не очень, а если бы он не являлся оборотнем, то до него бы вообще не донеслось ни слова... Ну, хоть так.
На него покосились, но, видимо, сочтя не стоящим внимания, вернулись к разговору.
- Хозяин, вы просто не видели отношения вашей дочери с ее рабыней. Там, правда, от рабства осталась лишь формальность... Но, поверьте, такие чувства вытаскивают даже из-за грани, не то что помогают преодолевать неурядицы такого рода!
- Не верю, - отрезал мужчина. - Чувства - это не сила, а Настю может спасти только она.
- Не сила? - как-то обиженно переспросила девушка. - Обоснуйте!
- С легкостью. Возьмем общий случай - сходятся два существа. Между ними возникает симпатия, перерастающая в страсть. Затем проходит время, и за несколько лет страсть постепенно утихает. Далее есть два варианта развития событий: первый из них - разрыв, второй - продолжение сосуществования. Во втором варианте в нуле целых одной сиксилиардной части случаев происходящее между этими существами можно назвать любовью. Да, любовь - сила. Страсть, привязанность, нежность и прочие столь люто ненавидимые людьми вещи (а почему иначе их так мало в человеческом мире?) - ничто. В лучшем случае это вдохнет в существо веру в себя и надежду на что-либо хорошее. В худшем - погубит.
- У вас жестокие теории, - голос девушки звучал похоронно.
- Ишалес, ты еще молода, тебе позволительны иллюзии. Мне - уже нет. Отношения этих девочек ничего не значат, и тем более не способны никого спасти.
- Вы просто их не видели... - тихо сказала девушка, но по ее тону было ясно, что она уже внутренне согласилась со словами собеседника.
- Итак, придется искать пути расторжения договора между нами и ними, - сменил тему мужчина. - Иного пути вызволения маленькой Ольской из цепких рук любезной Тахаро нет.
Знакомая фамилия резанула слух Феликса, и он вспомнил, что девушку, которой он был обязан своей свободой, звали именно Анастасией Ольской.
- Впрочем, если мне не удастся добиться расторжения соглашения, придется действовать незаконно, тело моей дочери должно принадлежать только моей дочери, иные сущности не имеют на него права, - твердо сказал мужчина и встал с лавки. Ишалес тоже поспешно вскочила и бросилась за стремительно удаляющимся хозяином.
Феликс проводил их взглядом, а потом хмыкнул:
- Бля, вот у людей жизнь интересная!
И поспешил обратно в поместье - узнавать, что именно случилось с наследницей Ольских. Он, как-никак, был ее должником, и потому ее судьба была ему не совсем безразлична.
***
Темно. Веса нет, тела нет, голоса тоже, и даже вокруг - пустота, кажущаяся безграничной для песчинки, которой я являюсь.
Но внезапно в этой придуманной мной, чтобы скрыть истинную сущность пустоты, тьме загорелись точки, творящие пространство. Я не знаю, сколько времени прошло, но в итоге я обнаружила себя стоящей в центре огромного зала, стены которого уходили далеко вверх, и там, под потолком, слабо светились разными цветами витражные окошки. Они были единственными источниками света, поэтому в зале царил мрак, позволяющий видеть только слабые очертания.
Прямо передо мной, метрах в шести-семи, смутно виднелся трон с темной фигурой, на нем сидящей.
- Здравствуй, девочка. Познакомимся? - фигура пошевелилась, подаваясь вперед. На стенах зала вспыхнуло несколько факелов, позволяя мне определить женскую половую принадлежность этой самопровозглашенной царицы. Стало быть, со мной соизволила беседовать сама Вечная Душа, снизошла до простой смертной. Ненавижу. Ненавижу! Ладно, спокойно...
- А зачем нам знакомиться? - осведомилась я, и это вышло как-то устало и печально вместо запланированной злости.
- Если мы договоримся, я не возьму у тебя больше, чем ты можешь дать.
- Ты все равно заберешь все, что тебе нужно, - сказала я.
- Но в одном случае мне может потребоваться меньше, чем в другом.
Эх, если бы только можно было заставить этот теряющийся в вышине потолок треснуть и упасть вниз, заваливая зал обломками... Пожалуй, я даже готова отдать свою жизнь, чтобы уничтожить эту суку с манией величия. Жаль, что мое существование безразлично высшим силам.
Как же это противно - смотреть на сидящую в тени на своем троне Душу и понимать, что после меня ей будут отданы еще многие... Так не должно происходить! Если мне не суждено вырваться, я хочу забрать этого дракона с собой на тот свет, чтобы ни один рыцарь больше не пострадал!
- Я не дракон, а ты не рыцарь, - раздался мягкий голос. Мне было не разглядеть лица Души, но я была готова поклясться, что она улыбается. От осознания этого усилились маниакальные настроения, которым я, к сожалению, не могла найти выхода. - Мы просто различающиеся между собой сущности.
- А дракон и рыцарь, стало быть, похожи? - хмыкнула я, не собираясь отказываться от этой средневековой концепции, она мне нравилась. Эдакий суровый романтизм вместо неприглядной реальности, достойная замена.
- Больше, чем мы с тобой. Я знаю твое имя, но твой дух пока остается для меня загадкой. Впусти меня, я хочу познать...
- А я хочу, чтоб ты сдохла, - некуртуазно ответила я. Зато честно.
- Мое бессмертие не позволит мне этого, - безмятежно сказала Душа.
- Не бывает абсолютного бессмертия! - крикнула я. Собственно, я не сомневалась, что мне не поздоровится и от неабсолютного, но удержаться от того, чтобы вставить свои пять копеек, не могла.
- Бывает, - о, мы вступили в дебаты. - Но мне бы не хотелось развивать эту тему... - и выступили из них. Ну и хрен с ними.
- Мое имя - Тахаро, - вдруг представилась Душа.
- И что с того?
- Имя - это важно в вашем мире, потому я называю его тебе. Если хочешь, можешь заглянуть в меня...
Ну у нее и предложеньица. И скачет без перехода от одной замечательной мысли к другой...
- Обойдусь.
- Жаль, что ты не хочешь идти на контакт, - с легким огорчением сказала Душа. - Надеюсь, еще немного Небытия тебя образумит.
Издевается, падла. Образумит, как же, скорее, выжрет последние мозги.
К сожалению, противопоставить ей мне было нечего.
***
Неделя. Прошла всего лишь неделя, но чувство такое, что каждый день - не день даже, час - тождественно равен минимум году. А миру все равно, мир суетится и решает свои проблемы, ему неважно, кого и как убивают.
Каждый раз, когда я видела в новостях Настю, то с глупой, наивной надеждой вглядывалась в ее лицо: а вдруг все-таки случилось чудо, вдруг это действительно она, а не чужое создание, квартирующееся в этом теле? Но - нет. Магия и чудеса - по-прежнему совершенно разные вещи. То, что обсуждало законопроекты на экране, не имело никакого отношения к настоящей Насте.
Я не звонила ей. Я не хотела слышать чужие слова, произнесенные знакомым голосом, каждая модуляция которого так безумно мне дорога...
А жизнь продолжалась. Писали на досках километровые домашние задания учителя, радостно играли в снежки ученики на переменах, причем некоторые - даже не выходя для этого из помещения.
Я училась. Что мне оставалось делать? Лишь учиться и вспоминать, и я делала и то, и другое. Часто рассматривала немногие наши общие фотографии, на которых мы были если не счастливы, то по крайней мере радостны, прокручивала перед сном в голове некоторые наши разговоры...
Лай говорила, что я похожа на тень себя бывшей. А я думала, что я и есть тень. Это Настя сделала меня живой, тогда, несколько жизней назад пожалев девчонку-рабыню на вокзале. Я была почти сломана, а она меня подобрала и отогрела. Теперь мне опять холодно.
Стелла в последнее время была непривычно задумчива и молчалива. Когда Лай, не выдержав, спросила у нее, в чем дело, та ответила:
- Мне кажется, что я что-то забыла. Что-то очень важное, мне очень надо это восстановить, но ноосфера закрылась и не помогает...
Я, случившаяся при этом разговоре поблизости, вдруг вспомнила, что по данным Ольских Стелле восемьдесят лет. Определенно, здесь и впрямь какая-то тайна. Мне даже жаль, что я не могу этим заинтересоваться.
До экзаменов оставалось около четырех месяцев, если я сдам их - буду свободна. Однако эта свобода - всего лишь формальность, я бы лучше навечно осталась Настиной рабыней... Только бы с моей хозяйкой все было хорошо.
Ишалес за эту неделю не появлялась ни разу. Не знаю, была ли она с Настей или же просто завеялась по своим делам... Или, осознав поражение, вернулась в Преисподнюю - отчитываться перед своим Несравненным хозяином.
Селена Ингваровна оправилась от таинственного отравления. Я уже решила, что когда она вызовет меня к себе - потребовать назад Погасшую свечу - буду отпираться до последнего, но артефакта не отдам. Я помню, что это не устроит Вечную Душу, и буду стоять на своем.
К Душе, кстати, я не испытывала практически ничего - она была для меня воплощением этакого неизбежного зла. Если что и ругать - то судьбу, но это бесполезно и было сделано миллиарды раз до меня. Смысл повторять?
Я тосковала по-звериному. И, как всегда, когда в жизни случался революционный поворот не в ту сторону, мне требовалось чем-то забить саднящую пустоту в душе - хотя бы чуть-чуть. Я посвящала почти все время учебе, но это уже надоело, требовалось что-то новое.
Ну, новое меня нашло. Само.
В понедельник я, возвращаясь из библиотеки, нагруженная книгами - разными, от "Конструирования световых иллюзий" до откровенной беллетристики - столкнулась в коридоре с... Феликсом.
Собственно, если бы мне взбрело в голову тащить книги в руках, я бы их уронила, и мы бы классически ползали, собирая томики. Однако я несла их в сумке, и потому об пол стукнулась только она - разжались пальцы от удивления.
- Извини, - спокойно сказал Феликс и, подняв сумку, вернул ее мне, а потом поинтересовался: - Я тебя нигде раньше не видел?
- В замке Костенко, - на автомате выдала я, и только потом почти безучастно отметила, что собеседника ответ не порадовал.
- Ясно, - довольно-таки хмуро кивнул он, собираясь уйти.
- Подожди, - зачем-то сказала я ему в спину.
- Нахуя мне ждать?
- В каком ты классе? - я проигнорировала грубость.
- Ни в каком, - он обернулся, всем своим видом демонстрируя, что не хочет продолжения диалога. Зато приспичило потрепаться мне.
- Тогда почему ты здесь?
- Гуляю, блять. Заблудился и забрел в школу, - язвительно ответил Феликс.
Тут в конце коридора нарисовалась процессия из полудюжины мужчин в разномастной темной одежде, и эти личности сильно обрадовались, завидев Феликса. Того же перекосило.
- Наследник! - взревели они, бросаясь в нашу сторону.
- Блять, вы че, без меня и минуты не можете?
- Мы - ваша охрана, и...
- Ну, съебитесь куда-нибу-удь... Харе за мной ходить! - взмолился Феликс. Я мало что понимала в сложившейся ситуации.
- Как пожелаете, но если что - звоните.
Делегация быстро рассосалась, Феликс вздохнул с облегчением.
- С утра ходят и следят, - пояснил он мне. Наверное, у меня был совсем офигелый вид. - Заебали, вызывают паранойю. Прячутся за статуями, суки.
- А почему они тебя охраняют? - опомнилась от ступора я. - Чей ты наследник?
- Светлых Барсовых, - кажется, диалог шел на лад. - Тебя как зовут?
- Рита.
- Феликс.
Этот вечер мне не пришлось коротать в компании книг, как предыдущие. Живой человек - это все-таки лучше неодушевленного предмета... Кстати, от слов с корнем "душ" меня теперь передергивает...
Он был не в курсе моей драмы и не пытался сочувствовать, я ему - тоже. Насколько я поняла, жизнь у него тоже была не из легких, но он относился к невзгодам проще.
Потому что привык. Мне же не удалось.
Старательно обходя опасные темы, мы разговаривали о чем-то вообще диком. Зато я стала просвещена в области оборотничества и обсценной лексики, которой Феликс, не стесняясь, щедро пересыпал свою речь.
Оказывается, он приехал в "Аниор", чтобы за оставшееся время учебного года и летние каникулы выучить программу первого класса и пойти потом во второй со сверстниками.
Уже ночью, лежа в кровати и приготовившись к ставшей моей частой гостьей бессоннице, я вдруг подумала, что рядом с Феликсом мне становится легче, и отступают отчаянные гипотезы насчет того, что сейчас с Настей.
Наверное, это хорошо.
В эту ночь я заснула быстро - впервые за восемь дней прошедших с переселения Вечной Души.
@темы: Ориджиналы, "Мгла", Древности, Творчество