танцую туда, где кормят и гладят
Автор: Meskenet
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 12, вампирская
Глава 12, вампирская
Ненавижу капельницы и лекарства. Ненавижу больницы. Особенно если меня саму каким-то ветром заносит туда. А уж если рядом, ссутулившись на колченогом стуле и смиренно дожидаясь моего прихода в себя, сидит мать, то дело вообще труба.
— Что ты тут делаешь? — прошептала я, потому что сил говорить в полный голос в моем теле не нашлось. Неудивительно, после такого я должна была сдохнуть, а не в больничке отдыхать.
Какая жалость, что мне не дали умереть! Хотя... что это я гоню, аки Шумахер? Выбор был мой, от этого никуда не деться. Не хотела бы — давно отправилась на тот свет.
— Настя? — эта сволочь неверяще уставилась на меня, видимо, уже и не чаяла увидеться, и вцепилась в мою руку обеими своими. Хвала богам, ее быстро увела какая-то медсестричка. Ее коллега склонилась надо мной и озабоченно поинтересовалась:
— Как вы себя чувствуете?
— Хреново, — призналась я. — Пить хочу.
— Сейчас, — кивнула она и отошла к двери, где приказала кому-то:
— Первую, положительный.
Это она о чем, а?
Солнечный свет из-за неплотно задернутых штор резал глаза, и я зажмурилась. Раздалось цоканье каблуков, и к моим губам прижали край фарфоровой чашки.
— Пейте.
Я отхлебнула, не открывая глаз, и едва сдержалась, чтобы не выплюнуть горько-соленую жидкость обратно, но все же сдержалась. Дело в том, что в разбазаривании ценного продукта не было смысла — мне все равно придется пить кровь, если я и впрямь стала тем, о чем сейчас невесело думаю.
После, хм... приема пищи мне стало лучше, причем почти сразу — исчезла тупая боль в затылке, мир обрел четкость, и во всем теле появилась энергия — если раньше я и пальцем могла шевельнуть, только предельно на этом сосредоточившись, то теперь ощущала себя способной сесть, что и попыталась осуществить, однако меня тут же уложили обратно.
— Вам еще рано вставать, — строго сказала медсестра. На ее бейджике значилось имя Роза.
Ну, рано так рано.
— Если вы дадите мне еще крови, я совсем выздоровею? — осведомилась я.
— Пока этого делать не стоит — повреждения слишком серьезны для того, чтобы их вылечить за столь короткий срок.
О. Не люблю перестраховщиков. И хочу срочно сделать звонок — в этом чокнутом мире есть один человек, способный сходить с ума от того, что я тут валяюсь.
— Принесите мне мобильник, — попросила я.
— В палате интенсивной терапии запрещено ими пользоваться, — ответила Роза.
— Я вас укушу, — пригрозила я и неожиданно поняла, что мне в самом деле дико хочется впиться в чью-нибудь шею. Как мило.
— Скоро вас переведут в другую палату, и там вы сможете...
— Моя девушка переживает. Мне просто хочется ее успокоить, — устало сказала я, и Роза сдалась:
— Хорошо, сейчас принесу, но ненадолго!
Заполучив вожделенную трубку, я набрала Риту. Она ответила почти сразу:
— Это ты?
— "Ты" бывают разные.
— Настя... — судя по голосу, она не просто плакала — рыдала. От счастья, надеюсь.
— Рита, я теперь не человек, — начала я, но она перебила меня:
— Знаю.
— Откуда? — поразилась я.
— Я потом тебе объясню, не могу сказать по телефону.
Какая прелесть. Что там за тайны мадридского двора? Ладно, на месте разберусь.
— Когда к тебе можно будет приехать? — спросила Рита.
— Хоть сейчас. Я скажу, чтобы тебя пропустили.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, как ни странно. Когда ты собираешься ко мне?
— Сейчас, только... — она замялась. — Со мной будет Чернокнижник.
Ёпрст. Он-то как к ней в друзья затесался? Не хватало мне еще этого психа... Ох, ну, если что, двину его капельницей — вот чем они хороши, ими можно эффективно драться.
— Ладно. Жду.
Я отключилась и долго смотрела на погасший экран телефона. Я не спросила у Риты самого главного — что с Марфой. Я боялась. Успели ли Александр Михайлович и Ко ее спасти?
Нервы-нервы-нервы...
— Роза, распорядитесь начет того, чтобы ко мне пропустили девочку и мальчика, они скоро прибудут.
Роза кивнула и молча ушла, хотя я ждала возражений. Сев, я принялась гипнотизировать взглядом дверь, и уже меньше чем через четверть часа она палаты открылась и в комнату робко заглянула Рита.
— Заходи, — нетерпеливо махнула я ей, глядящей на меня как на выходца с того света, коим я и являлась.
За ней последовал и Чернокнижник. Блин, я так надеялась, что он отстанет по дороге...
— Привет, Настя, — неожиданно серьезно поздоровался он.
— Ну, привет. Рит, что ты стоишь столбиком, садись! — предложила я и, поколебавшись, добавила: — И ты тоже, Барсов.
Рита опустилась на самый краешек, Чернокнижник плюхнулся, не стесняясь. Я обняла Риту и, положив ей голову на плечо, начала:
— Теперь объясните, как это вы спелись и... — тут я замолкла, обалдело глядя на обнаженную красотку, которая только что вышла из стены. — Это еще что?!
— Я не "что", а "кто", — с достоинством ответила она. — Спроси Риту, кто я такая и откуда взялась...
— Я сама этого толком не знаю, — замотала головой Рита.
— Так. Колись, — велела я, глядя в ее глаза. Она занервничала и принялась рассказывать...
***
Невозможно описать облегчение, которое я испытала, когда увидела Настю. И все было так прекрасно, просто до слез, однако в радостной горячке я не учла двух вещей: что Ишалес отправится с нами и что Настя теперь может ее видеть.
И пришлось выложить все как есть — про вызов, по крайней мере, про ее интерес ко мне я умолчала.
— Дурочка, — вздохнула Настя, снова обнимая меня. — Сказала бы мне, что-нибудь бы придумали...
— Ты тоже от меня кое-что скрывала, — прошептала я ей на ухо и одними губами сказала: — Про Вечную Душу.
Она дернулась.
— Ты-то откуда знаешь?!
— От меня, — подал голос Чернокнижник и встал, принимаясь накладывать защитные чары на палату.
— Ну вы даете... А ты сам как узнал?
— Сначала — из легенды. Про вечную, мудрую и еще какую-то там защитницу рода Ольских. Но в жизни так очешуенно никогда не бывает, и я решил провести расследование, но не успел — отец сам мне рассказал все это.
— Вот ты какая, самая страшная тайна Ольских, — усмехнулась Настя. — Самая оберегаемая... а конкуренты знают.
— Конкуренты всегда все знают, — пожал плечами Барсов.
— Угу... А у вас самих что с преемственностью поколений?
— Память, — коротко ответил он.
— Объясни.
— Вся память, весь накопленный предками опыт передается наследнику, и он обращается к ним по мере необходимости. Но это довольно упрощенно, на деле все куда сложнее — ведь нужно знать, где что в этой памяти... Там свои нюансы.
— Ясно, — кивнула Настя и попросила:
— Выйди, пожалуйста, и демоницу прихвати.
Ишалес подвела глаза к потолку, мол, нужны мне ваши тайны, и первая просочилась сквозь пол. Чернокнижник нехотя поднялся и вышел, завистливо покосившись на меня.
— Я люблю тебя, — просто сказала Настя, прижимаясь ко мне. Я погладила ее по волосам, боясь испортить момент неловкой фразой.
— Скажи, только честно... Я же теперь вампир. Тебя это не смущает? — она не поднимала на меня глаз. Какая глупость — думать, что меня может смутить подобная мелочь после того, как я думала, что навсегда потеряла Настю...
— Конечно, нет. В моих глазах это ничего не значит, — призналась я. — В конце концов, Стелла тоже вампирша, но я с ней нормально общаюсь, по крайней мере, когда она не рассказывает какую-то ересь...
— Одно дело — общаться, а вот встречаться — это другое дело, — упрямо возразила Настя.
— Ты и впрямь думаешь, что я могу тебя из-за этого бросить?
Она задумалась.
— Вряд ли.
— Ну вот, ты и сама это понимаешь, — засмеялась я, почти чувствуя ее облегчение.
— Я теперь не смогу выходить на открытое солнце, — помолчав, сказала она. — Нет, смогу, если с заклинаниями, но загореть естественным путем для меня теперь непосильная задача... Я только обожгусь. Вампиризм очень похож на болезнь, если вдуматься.
— Но в нем есть и преимущества, — сказала я.
— Ну да. Прыгать выше, бегать быстрее, и все за чей-то счет, потому что без чужой крови я откину копыта. Одна надежда — что Душе это тоже не придется по вкусу, и она от меня откажется.
— А такое возможно? — поинтересовалась я.
— Нет, — однозначно ответила Настя. — Я идеально подхожу этой суке по каким-то параметрам. Так же идеально подходит моя мать, но этот вариант не устраивает бабку. Странно, да? Я где-то читала, что своих внуков люди любят даже больше, чем детей... То ли там врали, то ли просто у меня неправильная бабка.
Слушая ее, я ощущала сильное желание взять топор и пойти к старухе-процентщице... то есть, к жене Владимира Ольского. Из всей семьи именно бабушка выходила самой противной.
— Но это все лирика, никому, включая меня, неинтересная, — сказала Настя. — Сейчас я задам вопрос, который меня мучает с той самой минуты, как я очнулась, и ответа на который боюсь: Марфа выжила?
— Нет, — тихо ответила я.
Настя вздохнула:
— Замечательно, — и, закрыв глаза, прижалась ко мне сильнее. Что для нее значила эта потеря? Я не знала, а момент, чтобы спросить, был совершенно неподходящий.
Дверь палаты скрипнула, и к нам вошла женщина — молодая, можно даже сказать, девушка. Однако я как-то сразу поняла, что это — Настина мать.
Они не были сильно похожи друг на друга, разве что глазами — и у одной, и у другой во взгляде присутствовала какая-то обреченность. С Настей это понятно, а с матерью — не очень.
Я некстати вспомнила о собственной семье. Возможно, у меня уже есть сводный братик или сестричка, может, и не один — кто знает, что сейчас делает папа в Америке? Мне обязательно нужно узнать.
— Вон отсюда, — равнодушно бросила Настя своей матери. Так разговаривают с прислугой — спокойно, без лишних эмоций приказывают.
— Но... — попыталась что-то сказать женщина.
— Ты не видишь, что у меня гостья? — холодно осведомилась Настя.
— Но я твоя...
— Ты своя собственная, не сажай нас в одну лодку. Созерцать тебя мне неприятно, сделай милость, выйди.
Женщина опустила глаза и повиновалась.
— Думаешь, слишком резко? — спросила меня Настя.
— Не знаю, — покачала головой я. — С одной стороны — резко, а с другой...
— Заслуженно, — подсказала она.
— Да. Но... она выглядит виноватой.
— Поверь, только выглядит, — хмыкнула Настя. — И, если уж мы затронули скользкую тему семейных отношений... Ты не звонила своему отцу?
— Нет.
— Позвони обязательно. Родные и близкие — это очень важно.
Странно было слышать от нее такое — от нее, которую эти самые родные и близкие не жалели и не любили.
— Я позвоню, — пообещала я.
— Хорошо. У тебя должен кто-то остаться, когда меня не станет...
И я не знала, что тут можно сказать, чтобы не прозвучало фальшивой нотой в мелодии этой безрадостной беседы.
Дверь внезапно распахнулась, сильно стукнув о стену, словно ее пнули ногой.
На пороге стояла Настина бабушка. Мгновенно оценив обстановку и уничтожающе посмотрев на меня, она спросила у внучки:
— Какого черта моя дочь вылетает от тебя в слезах, а ты тут обжимаешься с каким-то быдлом? Тебе оказана великая честь, и...
— Ну, все. Соломинка сломала хребет верблюду и вытеснила воду из чаши терпения, — прошипела Настя, высвобождаясь из моих объятий и вставая с кровати. — Ты, тварь, я позволяла тебе любить мозг мне, но Риту оставь в покое.
— Да ты с ума сошла! Эта сучка тебе дороже родственников!
Настя как-то незаметно оказалась совсем рядом с бабушкой — за ее спиной — и мрачно разглядывала шею предполагаемой жертвы. Поняв, что хочет сделать Кольчукова (Ольской ее язык не поворачивался назвать), я крикнула:
— Не надо!
— Это справедливо. Пусть хоть раз в жизни принесет пользу, — с этими словами Настя впилась в шею бабушки. Я бросилась к ним, потому что происходящее выходило за все рамки, но Кольчукова, сделав не больше пары глотков, отстранилась от пораженной родственницы, которая, словно не веря в случившееся, подняла дрожащую руку и, прикоснувшись к ране, выбежала в коридор.
Кольчукова спокойно вытерла губы тыльной стороной кисти и подняла на меня взгляд. Тут-то и стало понятно, что спокойствие дается ей с огромным трудом. В ее глазах была по-настоящему взрывоопасная смесь отчаяния, неуверенности, мрачного удовлетворения и множества других эмоций, причем, как я поняла с ужасом, все это она испытывала и раньше, просто тщательно скрывала. И, боюсь, от меня — в первую очередь.
— Пойдем отсюда, — сказала Настя.
— Но тебе еще рано уходить из больницы, — возразила я. — Ты еще не здорова...
— Что ты знаешь о вампирах? — спросила она в ответ.
— А что ты хочешь, чтобы я знала?
— Кровь способна исцелить любые их раны за считанные минуты. Особенно, если это кровь мага... Ну а кровь нескольких — просто панацея. Пока я была без сознания, меня явно этой панацеей поили, а сейчас я, так сказать, закрепила эффект... — и она сменила тему: — У меня есть серьезные опасения насчет того, что мне не позволят вернуться в "Аниор", а значит, мы не сможем видеться часто. Нужно провести вместе хотя бы эти каникулы... Если ты не против.
— Может, мне стоит уйти из школы?
— Нет-нет-нет. Тебе надо закончить обучение и освободиться, — Настя прошла мимо меня и села обратно на кровать. — Мало ли, что решит сделать с тобой Душа.
Я опустилась рядом с Кольчуковой и крепко прижала ее к себе.
Глядя на спящего Стольфа, Феликс думал, что судьбы всегда складываются криво, независимо от того, чьи они. Просто в одном случае искривление идет в лучшую сторону — такое бывает редко -, а в другом — в худшую, и такое встречается часто. Впрочем, есть и еще один вариант. Феликс про себя окрестил его "посредственность". Когда отклонения от намеченного курса минимальны, но особого счастья это не приносит.
Стольф лежал себе, наверное, видя какой-то сон, и присутствие оборотня ему абсолютно не мешало. В случае же, если к нему заходила Багира, он сразу вскакивал, даже если она старалась вести себя тихо. При Стелле и матери ему тоже было некомфортно, но не до такой степени.
Увы, сегодня выспаться ему не светило — в коридоре послышались шаги, и в комнату вошла Багира. Стольф моментально открыл глаза.
— Тебе нужно уехать отсюда, — заявила ему невеста.
— Куда? И с какого перепуга? — сонно поинтересовался он.
— Я не должна знать, куда. Я влипла.
— Еще больше? — фыркнул Феликс.
— А тебе вообще никто не давал права рот раскрывать! — взвилась Багира.
— Не ори на ребенка, — укорил ее Стольф.
— Значит, как в постель его тащить, он уже взрослый, а как я ему сказала заткнуться, неожиданно в детство впал? Так, да?!
Стольф поморщился, и только тут до него дошло...
Багира сама отсылает его, причем найти потом не сможет. Неплохо.
— Я нарвалась на следовательницу из КИС, и так получилось, что свеча меня больше не признает.
Стольф сочувственно кивнул.
— За мной скоро придут, поэтому ты должен уйти немедленно. У меня есть только одно условие.
— Какое? — Костенко был согласен почти на все.
— Он, — кивок в сторону Феликса, — остается здесь.
— Ты не охренела? — тут же возмутился объект вечного спора этой потенциальной семьи. — Почему это меня должны повязать вместе с тобой?
— Закройся!
— Брейк, — сказал Стольф, становясь между ними. — Ты что, Феликса хочешь оставить в качестве заложника? Типа, я за ним вернусь, и вернусь к тебе?
Багира замялась. Именно таков и был ее план.
— Ну уж нет. Во-первых, ты мне не нужна.
Она закусила губу, но промолчала, поскольку прекрасно это знала.
— А во-вторых, когда за тобой придут, то Феликс тоже попадет под раздачу.
— Так странно видеть, что ты о ком-то заботишься, — вздохнула Багира и почти выкрикнула: — Почему не обо мне?!
— А за что? Ты с самого начала была мне на одну ночь. Да и та выдалась не супер.
— А он, значит, не на одну?!
— Как видишь, — пожал плечами Стольф. — А потом ты стала обманом вынуждать меня на тебе жениться.
— Я была бы хорошей женой!!!
— Не смеши мои подковы. Ты больная на голову. Истеричка и садист.
— Это не так! — завизжала Багира.
Феликс, сидевший на кровати, пытался сдержать желание сбегать за попкорном и изо всех сил старался не смеяться, но хихиканье все же прорывалось наружу.
— Какого хрена ты пачками вырезала учителей? И хватит нести чушь про месть! — продолжил наступление Стольф.
— Ты не понимаешь!
— Где уж мне, идиоту!
— Я хотела прекратить весь кошмар, который творится в "Аниоре"! Там из нормальных, магически одаренных детей, делают пустышек! И превращают их в рабов!
— Достаточно было перестрелять преподавателей, а не устраивать резню бензопилой!
— Ты не понимаешь!
— Ясен хуй!
"Нет, под такое зрелище попкорн не канает, — думал Феликс. — Это надо смотреть под пиво с воблой".
— Я тебя ненавижу! — завопила Багира и влепила Стольфу пощечину.
— Я же говорю — истеричка...
— Ненавижу! — она зарыдала, размазывая по лицу слезы пополам с косметикой. — Будьте вы оба прокляты!!!
Костенко замер. Проклятие — это серьезно. Если бы Багира по-прежнему оставалась хозяйкой свечи, благоразумнее было бы сразу сделать себе харакири. Сейчас же шансы выжить оставались, однако об удаче на ближайшие несколько лет лучше забыть, чтобы не травить душу — везения все равно не будет, чокнутая невеста и сама по себе довольно сильный маг, и ее проклятие еще не раз аукнется.
— Собирайся, — велел Стольф притихшему Феликсу и обернулся к Багире: — А тебе, сука, я желаю одного — пожизненного срока.
Феликс выскользнул из комнаты, где белугой ревела уже-не-невеста. Вся эта ситуация напомнила ему время, когда еще была жива его мать, и они с отцом каждый вечер, напившись (или даже будучи трезвыми, это роли не играло), выясняли отношения. Если под горячую руку попадался Феликс, доставалось и ему, поэтому он обычно уходил из дома в шесть и возвращался за полночь. Как правило, этого времени родителям хватало, чтобы успокоиться и лечь спать. Но однажды они слишком разошлись, и тогда мать полоснула невовремя вернувшегося ребенка серебряным ножом.
Вспомнив этот эпизод, он невольно покосился на свое левое плечо, где, полускрытая рукавом футболки, виднелась тонкая полоска шрама от того пореза.
Настроение у Феликса резко испортилось.
Через четверть часа они со Стольфом телепортировали куда-то черт-знает-куда и долго шлялись по улицам этого самого черт-знает в поисках гостиницы. Костенко был не похож на себя — от его обыденной флегматичности и безразличия ко всему не осталось и следа, он был целеустремлен, зол и таким почему-то почти нравился Феликсу.
Когда они вышли в магическую часть города, и там обнаружилась гостиница, Стольф изрядно удивил Феликса тем, что на вопрос девушки-служащей ("Номер на двоих с двуспальной кроватью?") рявкнул:
— Две отдельных комнаты!
"Возможно, он и правда не такой мудак, как мне казалось", — думал Феликс, лежа ночью без сна на кровати и таращась в потолок. Стольф к нему не заходил.
И тут, словно дожидаясь этой мысли, послышался стук в дверь.
— Открой немедленно!
"Наеб, — фыркнул про себя Феликс. — Нехуй верить кому попало. Так этот козел и исправится".
И он был прав.
Костенко был сильно навеселе и не слышал ни доводов разума, ни протестов жертвы.
— Раздевайся, — приказал он смотрящему с прежней ненавистью подростку.
— Ублюдок, — прошипел Феликс и стал стягивать футболку. Ему было настолько обидно, что обычная стеснительность в голове просто не помещалась.
На его памяти пьяным Стольф еще к нему не заявлялся.
Сегодня вампир впервые был по-настоящему груб — не просто настойчив и нагл, он хотел именно причинить боль. После секса у Феликса остались синяки по всему телу, а на шее появился укус.
— Я тебе больше никогда не поверю, — сказал оборотень вырубившемуся Стольфу, лежавшему поперек кровати.
Отмокая в ванной, Феликс злился в первую очередь на себя. Как можно было даже подумать, что эта сука и впрямь сумеет измениться? Дело даже не в том — сумеет ли, а в том, захочет ли, но Стольфа все устраивало.
Отражение в запотевшем зеркале выглядело так жалко, как и положено выглядеть отражению изнасилованного подростка, и это едва не заставило Феликса ударить со всей дури по стеклу. Но вместо этого он завернулся в халат и вышел из ванной.
В номере он устроился на подоконнике, наблюдая за происходящим в окне дома напротив. Там горел свет, а шторы не были задернуты — наверное, хозяева (парень и девушка) наивно решили, что все уже спят, а может, они просто были лишены глупых комплексов. Так или иначе, Феликс имел счастье созерцать их любовную прелюдию, что совершенно не добавляло оптимизма.
— Почему у меня все с рождения хуево? — шепотом задал он риторический вопрос затянутому облаками беззвездному небу.
В следующее мгновение пошел снег.
— Я не заказывал, — произнес Феликс и спрыгнул с подоконника.
На полу возле кровати валялась какая-то металлическая фигня на цепочке. Подняв ее за цепочку, оборотень понял, что это нечто вроде свечки из желтого металла. Когда он дотронулся непосредственно до подвески, та ярко осветилась белым сиянием и тут же погасла.
— Артефакт, что ли? — хмыкнул Феликс, накручивая цепочку на палец.
Вдруг зазвонил мобильник Стольфа, запев "Ну что ж, ты страшная такая, ты такая страшная, ты ненакрашенная страшная и накрашенная?" На дисплее отобразилось фото Багиры и надпись "Змеюка".
Костенко не проявил по этому поводу никаких эмоций, продолжив лежать бревном. Тогда Феликс брезгливо попинал его.
— Кто там? — глухо поинтересовался Стольф, он лежал, лицом уткнувшись в подушку.
Феликс нажал кнопку принятия вызова, потом громкую связь и положил телефон рядом с вампиром.
— Пожалуйста, прости меня, я такая дура, — послышалось из трубки, слова перемежались всхлипами.
Стольф более-менее проснулся и, повернувшись на бок, уставился на мобильник, видимо, соображая, что это и где они с этим раньше могли встречаться.
— Милый, скажи хоть что-нибудь!
— Что-нибудь, — наконец подал голос Костенко.
— Ты меня простишь?
— А ты кто?
Багира замолчала, и в наступившей тишине почти чувствовалось ее обалдение.
Феликс понял, что Стольф сейчас начнет нести ахинею, и перехватил инициативу.
Что такое проклятие, он знал, и знание это не радовало, поэтому он сказал:
— Стольф простит тебя, если ты снимешь проклятие.
— Я разговариваю с ним, а не с тобой! Немедленно отойди от телефона! — завопила Багира.
— Не ори, у меня болит голова, — поморщился Костенко.
— Ты меня простишь?
— Иди нахуй.
— Что?!
— В пизду, — поправился Стольф и отключился с чувством исполненного долга.
— Долбоеб, — прошипел Феликс.
Багира бросила трубку.
***
На следующий день Настю все же выписали, и она уехала куда-то в родовое поместье. Меня с собой ей взять не разрешили — так, по крайней мере, она объяснила по телефону.
Чернокнижник вернулся к своей прежней манере общения со мной — то есть, задушевно беседовать больше не приходил, а при встрече — кривился. Зато у меня состоялось знакомство с Владом.
Я обедала в столовой. Рядом со мной вертелась в разные стороны Слава, которой все всегда было надо — и пообщаться с подружкой-старшеклассницей, что расположилась на другом краю немаленького помещения, и попытаться разобрать, о чем болтают Мишка с Рокотом Валентиновичем, и понаблюдать за Чернокнижником, который за что-то отчитывал Серафиму, и потыкать пальчиками в сенсорный экран мобильника, отвечая на эсэмэску, и время от времени бросать любопытные взгляды в дальний угол, где я заметила угрюмого Виталика. Между этими занятиями Слава успевала еще и поесть — Гай Юлий Цезарь нервно курил в сторонке по сравнению с ней. Я же, ошалевшая от такой активности, сидела тихо. И тут меня окликнули по имени сзади. Это был Влад. Вблизи он казался младше своего реального возраста, наверное, из-за дурацкой безразмерной кофты — подобные я видела на нем и раньше — подчеркивающей его хлипкую комплекцию. Ну и лицо у него было какое-то детское, не в чертах даже, а в общем выражении.
— Привет, — без улыбки сказал он. Я кивнула в ответ. Не спрашивая разрешения, он отодвинул стул и уселся рядом со мной. Слава удивленно уставилась на него и спросила:
— А ты что тут забыл?
— Я ничего не забывал, все мое со мной.
Похоже, он тоже был слегка того. Следующей фразой он укрепил мои подозрения:
— И вообще, если постоянно что-то где-то забывать, получится не жизнь, а вечный поиск. Стоп, но ведь жизнь и есть вечный поиск! Бессмысленный, но вечный... Блин.
— Ты что несешь? — заморгала Слава, игнорируя дзинькнувший мобильник.
— Несу аккуратно, чтобы не расплескать, потому что если выльется — случится апокалипсис.
— Ты уверен? — вступила в беседу я.
— Уверен? Крепок ли в своей вере? Но вера как веер — так же легко ломается, да и размахивать ей легко.
— Ты можешь говорить нормально? — спросила Слава.
— Как другие люди, — уточнила я.
— Какие? — осведомился Влад. Кажется, это успех — он перестал фонтанировать мозговыносящим контентом.
— Мы, например, — сказала Слава, совершив тактическую ошибку.
— Вы? Но вы — не вы. Вас две, и каждая по отдельности, но... Я понял: вы симбиотический организм!
— Ты чокнутый! — воскликнула Слава, глядя на него с опаской.
— Чокнутый. В этом слове скрывается кнут, а где кнут, там и пряник...
— А где пряник, там и цель, — кивнула я, начиная понимать, как с ним общаться.
— Обязательно, однако цели бывают разные, — согласился он.
— И с некоторыми из них одни люди приходят к другим...
— Именно. А ты быстро адаптируешься к ситуации, — одобрительно заметил он. — Обычно все реагируют так, как твоя тупая подруга.
Слава вспыхнула и сказала:
— Ты просто дебил!
— Я сложно дебил.
Честно говоря, я растерялась. Я приготовилась морально к увлекательному разговору с очередным сумасшедшим, а он, как оказалось, просто устроил мне испытание.
— Так зачем ты пришел? Посмеяться над тем, как мы тупим? — полюбопытствовала я.
— Ну, за этим тоже, но вообще я хотел попросить тебя об одной вещи.
— Какой?
Он положил мне руку на плечо и прошептал на ухо:
— Когда представится возможность — убей Барсова.
— Что?! — если Влад хотел насладиться выражением торможения на моем лице, то он добился желаемого.
— Ты все слышала. Заранее спасибо, — и он ушел, опрокинув стул.
— Рит, что он тебе сказал? — спросила Слава.
— Ничего важного.
В ее взгляде ясно читалось "ну-ну, так я тебе и поверила", но выбивать из меня правду она не стала.
— А как у вас с Игорем? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь ее от нежелательной темы.
— Никак, — она хихикнула. — Уже месяц почти.
— Почему?
— Во-первых, виолончель. Это же тупо — играть на виолончели!
— А что в этом тупого? — не поняла я.
— Ну... Такая хреновина большая, по которой водят хреновиной поменьше... Это не круто! Это тяжело.
— Для ушей?
— Он уронил ее мне на ногу, — сообщила Слава. — И я поняла, что мы не созданы друг для друга.
— Ты и виолончель?
— Я и Игорь! И вообще, Виталик симпатичнее и играет на гитаре, поэтому я выбрала его.
— Сама? — пораженно уточнила я.
— Ну да! А что?
Да нет, ничего, просто я запомнила Виталика психом и маньяком, а тут такие о нем восторженные отзывы. Что-то я не понимаю в мироустройстве, впрочем, это мои проблемы.
— Я пойду. Увидимся!
— Ага, — кивнула Слава, не отрываясь от написания эсэмэски.
Я вышла из столовой, но спускаться в раздевалку не стала, вместо этого отправившись бродить по практически пустой Главной башне. Меня почему-то тянет в такие места, которые обычно привлекают много народа, но именно в тот момент, когда туда прихожу я, там никого нет. И это ценно, хотя приобрести здесь можно разве что неприятности... Ну, это в худшем из вариантов.
Ковровая дорожка под ногами делала мои шаги бесшумными, спасибо ей за это, потому что из приоткрытой на пару сантиметров двери класса русского языка до меня донесся голос Чернокнижника (и когда только успел из столовой смыться?):
— Ты, чмо, немедленно отвечай, зачем подходил к этой девке? Что ты ей наплел?
Послышался голос Влада:
— Какая тебе разница? Боишься, что расскажу что-то компрометирующее, а Евсеева стукнет твоей великой любви?
— Я приказываю ответить.
Я поежилась. Приказ — очень неприятная вещь, он просто парализует волю и заставляет делать то, что скажет хозяин. Интересно, какова будет реакция Чернокнижника на сегодняшний совет убить его...
— Иди к черту. Это мое дело.
Я просто застыла там, где стояла — это как вообще? Раб не может, физически не может не выполнить приказ...
— Тогда я выбью все из Евсеевой! — заорал Барсов.
— Выбивай, — не стал возражать Влад.
— Фима! — позвал Чернокнижник. — Найдешь потом эту дуру, а пока разберись с этим.
— Да, — сказала Серафима, и почти сразу послышался звук удара и стон Влада.
— Ты у меня остаток каникул в больнице проведешь, — пообещал ему Барсов.
Я отмерла и тихо-тихо пошла обратно. Подслушанная сцена была мерзкой, но странноватой. А точно ли Влад — раб Чернокнижника? Вот так запросто ослушаться прямого приказа... Невозможно. Кем для этого нужно быть? Люди так не умеют. А человек ли Влад? Может быть, есть какие-то нюансы, если раб — вампир или еще что-то в этом роде...
— Получила пищу для размышлений? — хмыкнула у меня за плечом Ишалес, появившаяся, как всегда, неожиданно. — Осторожней с мозгами, детка, они имеют неприятное свойство вытекать от чересчур активной эксплуатации.
— Раз уж ты здесь, объясни мне, — попросила я.
— Что именно?
— Почему Влад не подчинился Барсову.
— А, ну тут все просто. С чего ты взяла, что некрофил... то есть, некромант Сереженька и есть хозяин Влада? Это не так. Поэтому Сереженька может хоть обтопаться ножками, но ничего не добиться. А Серафимочка, которой, собственно, и принадлежит недостойный раб, мечется между двумя огнями, оставляя обоих в недоумении. Приказывать Владику она не решается, но и не слушать Сереженьку не может. Догадаешься, почему?
— Влюблена в обоих? Или они — друзья ее детства? — предположила я.
— Пятьдесят на пятьдесят. Влад — друг, Сережа — любоффь. Так и сходят с ума в спортзалах девочки-подростки.
— Откуда ты вообще это знаешь?
— Я — самое большое сплетнехранилище "Аниора", — серьезно сообщила Ишалес. — Нет, ну а чем мне еще заниматься? Следить круглосуточно за подопечной? Спасибочки. Приходится развлекаться вот так незамысловато.
— Что с Настей?
— Да что с ней может случиться? — фыркнула демоница. — Как и прежде, пьет кровь окружающих... но уже в прямом смысле слова. Параноидально настроенная семья заперла принцессу в высокой башне, дабы уберечь от злой Египтянки. Они же не знают, что у той своих проблем выше крыши.
— А кто Египтянка? — я вдруг поняла, что не удосужилась этого узнать у Насти.
— Конь в пальто и на шпильках. Багирочка.
— А-а... — разочарованно протянула я. Ощущение было такое, словно, прочитав какую-то задачу и так и не сумев ее решить, забрасываешь куда подальше учебник, а потом, гораздо позже, неожиданно находишь решебник с ответом.
— А Настенька по тебе уже скучает, кстати. Депрессирует, скоро начнет, наверное, стихи писать, — вдруг сказала Ишалес.
— Да пусть пишет... Но почему ей не разрешили меня с собой взять?
— Ласточка моя, с чего ты решила, что ей не разрешили? Она просто испугалась за тебя. Сначала хотела быть вместе с тобой до конца жизни... а жизнь у нее будет до-олгая... но ей вправили мозги. Если ты освободишься и будешь много знать, тебя убьют, а ее это почему-то не устраивает.
— Что значит "почему-то"? — возмутилась я.
— Мертвым легче, — усмехнулась демоница.
— Что им легче? Их уже нет.
— Ну да. Как нет и необходимости жить — душа свободна как ветер... Загляденье!
— Хватит, — оборвала ее я. — У нас разные точки зрения.
Ответа не последовало. Я осталась одна в коридоре — наедине с вопросами и негодованием. Ишалес вечно темнит и увешивает мои уши лапшой. Ну и черт с ней. Меня больше волнует Чернокнижник — что он собирается со мной делать? И с чего это я должна его убить — просто потому, что он, очевидно, достал Влада?
Моя комната была пуста — в том смысле, что здесь не наблюдалось живых существ. Исключение составляли микробы, но их я не видела и потому в расчет не брала.
Жаль, что Лай и Стелла уехали домой на каникулы... Жаль, что я не могу вернуться домой. Но нужно сделать одну вещь — позвонить отцу. Преодолеть наконец-таки свой страх остаться фактической сиротой. Конечно, пока папа где-то там, за океаном, о нем можно думать все, что угодно, можно думать, что я ему небезразлична и упиваться этой надеждой... Пополам со страхом, что я не нужна. Но рано или поздно придется узнать наверняка, и это "рано или поздно" уже наступило.
Я взяла мобильник и по памяти набрала номер.
Гудки-гудки... длинные.
— Алло? — незнакомый женский голос. Немного томный и бархатистый, такие считаются красивыми.
— Позовите, пожалуйста, Игоря, — очень непривычно называть папу по имени.
— Кто это? — насторожилась незнакомка... любовница отца или даже его жена — моя мачеха. Я же не знаю, развелись ли родители официально.
— Его дочь, Рита.
— Ты же мертва?
Как мило. Конечно, я мертва, а с тобой с того света разговариваю! Привет отцу захотелось передать!
— Не могли бы вы передать ему трубку? — очень вежливо попросила я. Обладательница бархатистого голоса мне не нравилась, причем с каждой репликой все сильнее. Я несправедлива, но ничего с собой не могу поделать — эта женщина разбила мою семью. Да, не только она, однако легче мне от этого не становилось.
— Он ушел. И забыл мобильник дома, — мягко сказала она. — Он перезвонит тебе, как только вернется.
— Хорошо. Спасибо.
Я нажала "отбой" и мрачно уставилась на противоположную стену. У меня такое ощущение, что всем на меня плевать, даже Насте. Я чувствую себя измотанной и ничего не понимающей, а еще боюсь что-либо загадывать и на что-либо надеяться. Ну когда, когда можно будет говорить о хорошем, не боясь сглазить?
Я легла на постель, подтянув ноги к груди. Мне плохо, и опять вспомнилась эта детская привычка — сворачиваться клубком на кровати, создавая для самой себя иллюзию защищенности. А весь мир, оставшийся где-то там, за границами моего эгоцентрического "я", пусть обломится.
Чем дольше я так лежала, тем лучше понимала, что абстрагироваться от реальности не получится. Мешает беспокойство за Настю и тревога по поводу грядущего разговора с отцом.
— Ну и ладно, — хмыкнула я, переворачиваясь на спину. В самом деле, от глупых детских привычек нужно избавляться.
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 12, вампирская
Глава 12, вампирская
Ненавижу капельницы и лекарства. Ненавижу больницы. Особенно если меня саму каким-то ветром заносит туда. А уж если рядом, ссутулившись на колченогом стуле и смиренно дожидаясь моего прихода в себя, сидит мать, то дело вообще труба.
— Что ты тут делаешь? — прошептала я, потому что сил говорить в полный голос в моем теле не нашлось. Неудивительно, после такого я должна была сдохнуть, а не в больничке отдыхать.
Какая жалость, что мне не дали умереть! Хотя... что это я гоню, аки Шумахер? Выбор был мой, от этого никуда не деться. Не хотела бы — давно отправилась на тот свет.
— Настя? — эта сволочь неверяще уставилась на меня, видимо, уже и не чаяла увидеться, и вцепилась в мою руку обеими своими. Хвала богам, ее быстро увела какая-то медсестричка. Ее коллега склонилась надо мной и озабоченно поинтересовалась:
— Как вы себя чувствуете?
— Хреново, — призналась я. — Пить хочу.
— Сейчас, — кивнула она и отошла к двери, где приказала кому-то:
— Первую, положительный.
Это она о чем, а?
Солнечный свет из-за неплотно задернутых штор резал глаза, и я зажмурилась. Раздалось цоканье каблуков, и к моим губам прижали край фарфоровой чашки.
— Пейте.
Я отхлебнула, не открывая глаз, и едва сдержалась, чтобы не выплюнуть горько-соленую жидкость обратно, но все же сдержалась. Дело в том, что в разбазаривании ценного продукта не было смысла — мне все равно придется пить кровь, если я и впрямь стала тем, о чем сейчас невесело думаю.
После, хм... приема пищи мне стало лучше, причем почти сразу — исчезла тупая боль в затылке, мир обрел четкость, и во всем теле появилась энергия — если раньше я и пальцем могла шевельнуть, только предельно на этом сосредоточившись, то теперь ощущала себя способной сесть, что и попыталась осуществить, однако меня тут же уложили обратно.
— Вам еще рано вставать, — строго сказала медсестра. На ее бейджике значилось имя Роза.
Ну, рано так рано.
— Если вы дадите мне еще крови, я совсем выздоровею? — осведомилась я.
— Пока этого делать не стоит — повреждения слишком серьезны для того, чтобы их вылечить за столь короткий срок.
О. Не люблю перестраховщиков. И хочу срочно сделать звонок — в этом чокнутом мире есть один человек, способный сходить с ума от того, что я тут валяюсь.
— Принесите мне мобильник, — попросила я.
— В палате интенсивной терапии запрещено ими пользоваться, — ответила Роза.
— Я вас укушу, — пригрозила я и неожиданно поняла, что мне в самом деле дико хочется впиться в чью-нибудь шею. Как мило.
— Скоро вас переведут в другую палату, и там вы сможете...
— Моя девушка переживает. Мне просто хочется ее успокоить, — устало сказала я, и Роза сдалась:
— Хорошо, сейчас принесу, но ненадолго!
Заполучив вожделенную трубку, я набрала Риту. Она ответила почти сразу:
— Это ты?
— "Ты" бывают разные.
— Настя... — судя по голосу, она не просто плакала — рыдала. От счастья, надеюсь.
— Рита, я теперь не человек, — начала я, но она перебила меня:
— Знаю.
— Откуда? — поразилась я.
— Я потом тебе объясню, не могу сказать по телефону.
Какая прелесть. Что там за тайны мадридского двора? Ладно, на месте разберусь.
— Когда к тебе можно будет приехать? — спросила Рита.
— Хоть сейчас. Я скажу, чтобы тебя пропустили.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, как ни странно. Когда ты собираешься ко мне?
— Сейчас, только... — она замялась. — Со мной будет Чернокнижник.
Ёпрст. Он-то как к ней в друзья затесался? Не хватало мне еще этого психа... Ох, ну, если что, двину его капельницей — вот чем они хороши, ими можно эффективно драться.
— Ладно. Жду.
Я отключилась и долго смотрела на погасший экран телефона. Я не спросила у Риты самого главного — что с Марфой. Я боялась. Успели ли Александр Михайлович и Ко ее спасти?
Нервы-нервы-нервы...
— Роза, распорядитесь начет того, чтобы ко мне пропустили девочку и мальчика, они скоро прибудут.
Роза кивнула и молча ушла, хотя я ждала возражений. Сев, я принялась гипнотизировать взглядом дверь, и уже меньше чем через четверть часа она палаты открылась и в комнату робко заглянула Рита.
— Заходи, — нетерпеливо махнула я ей, глядящей на меня как на выходца с того света, коим я и являлась.
За ней последовал и Чернокнижник. Блин, я так надеялась, что он отстанет по дороге...
— Привет, Настя, — неожиданно серьезно поздоровался он.
— Ну, привет. Рит, что ты стоишь столбиком, садись! — предложила я и, поколебавшись, добавила: — И ты тоже, Барсов.
Рита опустилась на самый краешек, Чернокнижник плюхнулся, не стесняясь. Я обняла Риту и, положив ей голову на плечо, начала:
— Теперь объясните, как это вы спелись и... — тут я замолкла, обалдело глядя на обнаженную красотку, которая только что вышла из стены. — Это еще что?!
— Я не "что", а "кто", — с достоинством ответила она. — Спроси Риту, кто я такая и откуда взялась...
— Я сама этого толком не знаю, — замотала головой Рита.
— Так. Колись, — велела я, глядя в ее глаза. Она занервничала и принялась рассказывать...
***
Невозможно описать облегчение, которое я испытала, когда увидела Настю. И все было так прекрасно, просто до слез, однако в радостной горячке я не учла двух вещей: что Ишалес отправится с нами и что Настя теперь может ее видеть.
И пришлось выложить все как есть — про вызов, по крайней мере, про ее интерес ко мне я умолчала.
— Дурочка, — вздохнула Настя, снова обнимая меня. — Сказала бы мне, что-нибудь бы придумали...
— Ты тоже от меня кое-что скрывала, — прошептала я ей на ухо и одними губами сказала: — Про Вечную Душу.
Она дернулась.
— Ты-то откуда знаешь?!
— От меня, — подал голос Чернокнижник и встал, принимаясь накладывать защитные чары на палату.
— Ну вы даете... А ты сам как узнал?
— Сначала — из легенды. Про вечную, мудрую и еще какую-то там защитницу рода Ольских. Но в жизни так очешуенно никогда не бывает, и я решил провести расследование, но не успел — отец сам мне рассказал все это.
— Вот ты какая, самая страшная тайна Ольских, — усмехнулась Настя. — Самая оберегаемая... а конкуренты знают.
— Конкуренты всегда все знают, — пожал плечами Барсов.
— Угу... А у вас самих что с преемственностью поколений?
— Память, — коротко ответил он.
— Объясни.
— Вся память, весь накопленный предками опыт передается наследнику, и он обращается к ним по мере необходимости. Но это довольно упрощенно, на деле все куда сложнее — ведь нужно знать, где что в этой памяти... Там свои нюансы.
— Ясно, — кивнула Настя и попросила:
— Выйди, пожалуйста, и демоницу прихвати.
Ишалес подвела глаза к потолку, мол, нужны мне ваши тайны, и первая просочилась сквозь пол. Чернокнижник нехотя поднялся и вышел, завистливо покосившись на меня.
— Я люблю тебя, — просто сказала Настя, прижимаясь ко мне. Я погладила ее по волосам, боясь испортить момент неловкой фразой.
— Скажи, только честно... Я же теперь вампир. Тебя это не смущает? — она не поднимала на меня глаз. Какая глупость — думать, что меня может смутить подобная мелочь после того, как я думала, что навсегда потеряла Настю...
— Конечно, нет. В моих глазах это ничего не значит, — призналась я. — В конце концов, Стелла тоже вампирша, но я с ней нормально общаюсь, по крайней мере, когда она не рассказывает какую-то ересь...
— Одно дело — общаться, а вот встречаться — это другое дело, — упрямо возразила Настя.
— Ты и впрямь думаешь, что я могу тебя из-за этого бросить?
Она задумалась.
— Вряд ли.
— Ну вот, ты и сама это понимаешь, — засмеялась я, почти чувствуя ее облегчение.
— Я теперь не смогу выходить на открытое солнце, — помолчав, сказала она. — Нет, смогу, если с заклинаниями, но загореть естественным путем для меня теперь непосильная задача... Я только обожгусь. Вампиризм очень похож на болезнь, если вдуматься.
— Но в нем есть и преимущества, — сказала я.
— Ну да. Прыгать выше, бегать быстрее, и все за чей-то счет, потому что без чужой крови я откину копыта. Одна надежда — что Душе это тоже не придется по вкусу, и она от меня откажется.
— А такое возможно? — поинтересовалась я.
— Нет, — однозначно ответила Настя. — Я идеально подхожу этой суке по каким-то параметрам. Так же идеально подходит моя мать, но этот вариант не устраивает бабку. Странно, да? Я где-то читала, что своих внуков люди любят даже больше, чем детей... То ли там врали, то ли просто у меня неправильная бабка.
Слушая ее, я ощущала сильное желание взять топор и пойти к старухе-процентщице... то есть, к жене Владимира Ольского. Из всей семьи именно бабушка выходила самой противной.
— Но это все лирика, никому, включая меня, неинтересная, — сказала Настя. — Сейчас я задам вопрос, который меня мучает с той самой минуты, как я очнулась, и ответа на который боюсь: Марфа выжила?
— Нет, — тихо ответила я.
Настя вздохнула:
— Замечательно, — и, закрыв глаза, прижалась ко мне сильнее. Что для нее значила эта потеря? Я не знала, а момент, чтобы спросить, был совершенно неподходящий.
Дверь палаты скрипнула, и к нам вошла женщина — молодая, можно даже сказать, девушка. Однако я как-то сразу поняла, что это — Настина мать.
Они не были сильно похожи друг на друга, разве что глазами — и у одной, и у другой во взгляде присутствовала какая-то обреченность. С Настей это понятно, а с матерью — не очень.
Я некстати вспомнила о собственной семье. Возможно, у меня уже есть сводный братик или сестричка, может, и не один — кто знает, что сейчас делает папа в Америке? Мне обязательно нужно узнать.
— Вон отсюда, — равнодушно бросила Настя своей матери. Так разговаривают с прислугой — спокойно, без лишних эмоций приказывают.
— Но... — попыталась что-то сказать женщина.
— Ты не видишь, что у меня гостья? — холодно осведомилась Настя.
— Но я твоя...
— Ты своя собственная, не сажай нас в одну лодку. Созерцать тебя мне неприятно, сделай милость, выйди.
Женщина опустила глаза и повиновалась.
— Думаешь, слишком резко? — спросила меня Настя.
— Не знаю, — покачала головой я. — С одной стороны — резко, а с другой...
— Заслуженно, — подсказала она.
— Да. Но... она выглядит виноватой.
— Поверь, только выглядит, — хмыкнула Настя. — И, если уж мы затронули скользкую тему семейных отношений... Ты не звонила своему отцу?
— Нет.
— Позвони обязательно. Родные и близкие — это очень важно.
Странно было слышать от нее такое — от нее, которую эти самые родные и близкие не жалели и не любили.
— Я позвоню, — пообещала я.
— Хорошо. У тебя должен кто-то остаться, когда меня не станет...
И я не знала, что тут можно сказать, чтобы не прозвучало фальшивой нотой в мелодии этой безрадостной беседы.
Дверь внезапно распахнулась, сильно стукнув о стену, словно ее пнули ногой.
На пороге стояла Настина бабушка. Мгновенно оценив обстановку и уничтожающе посмотрев на меня, она спросила у внучки:
— Какого черта моя дочь вылетает от тебя в слезах, а ты тут обжимаешься с каким-то быдлом? Тебе оказана великая честь, и...
— Ну, все. Соломинка сломала хребет верблюду и вытеснила воду из чаши терпения, — прошипела Настя, высвобождаясь из моих объятий и вставая с кровати. — Ты, тварь, я позволяла тебе любить мозг мне, но Риту оставь в покое.
— Да ты с ума сошла! Эта сучка тебе дороже родственников!
Настя как-то незаметно оказалась совсем рядом с бабушкой — за ее спиной — и мрачно разглядывала шею предполагаемой жертвы. Поняв, что хочет сделать Кольчукова (Ольской ее язык не поворачивался назвать), я крикнула:
— Не надо!
— Это справедливо. Пусть хоть раз в жизни принесет пользу, — с этими словами Настя впилась в шею бабушки. Я бросилась к ним, потому что происходящее выходило за все рамки, но Кольчукова, сделав не больше пары глотков, отстранилась от пораженной родственницы, которая, словно не веря в случившееся, подняла дрожащую руку и, прикоснувшись к ране, выбежала в коридор.
Кольчукова спокойно вытерла губы тыльной стороной кисти и подняла на меня взгляд. Тут-то и стало понятно, что спокойствие дается ей с огромным трудом. В ее глазах была по-настоящему взрывоопасная смесь отчаяния, неуверенности, мрачного удовлетворения и множества других эмоций, причем, как я поняла с ужасом, все это она испытывала и раньше, просто тщательно скрывала. И, боюсь, от меня — в первую очередь.
— Пойдем отсюда, — сказала Настя.
— Но тебе еще рано уходить из больницы, — возразила я. — Ты еще не здорова...
— Что ты знаешь о вампирах? — спросила она в ответ.
— А что ты хочешь, чтобы я знала?
— Кровь способна исцелить любые их раны за считанные минуты. Особенно, если это кровь мага... Ну а кровь нескольких — просто панацея. Пока я была без сознания, меня явно этой панацеей поили, а сейчас я, так сказать, закрепила эффект... — и она сменила тему: — У меня есть серьезные опасения насчет того, что мне не позволят вернуться в "Аниор", а значит, мы не сможем видеться часто. Нужно провести вместе хотя бы эти каникулы... Если ты не против.
— Может, мне стоит уйти из школы?
— Нет-нет-нет. Тебе надо закончить обучение и освободиться, — Настя прошла мимо меня и села обратно на кровать. — Мало ли, что решит сделать с тобой Душа.
Я опустилась рядом с Кольчуковой и крепко прижала ее к себе.
Глядя на спящего Стольфа, Феликс думал, что судьбы всегда складываются криво, независимо от того, чьи они. Просто в одном случае искривление идет в лучшую сторону — такое бывает редко -, а в другом — в худшую, и такое встречается часто. Впрочем, есть и еще один вариант. Феликс про себя окрестил его "посредственность". Когда отклонения от намеченного курса минимальны, но особого счастья это не приносит.
Стольф лежал себе, наверное, видя какой-то сон, и присутствие оборотня ему абсолютно не мешало. В случае же, если к нему заходила Багира, он сразу вскакивал, даже если она старалась вести себя тихо. При Стелле и матери ему тоже было некомфортно, но не до такой степени.
Увы, сегодня выспаться ему не светило — в коридоре послышались шаги, и в комнату вошла Багира. Стольф моментально открыл глаза.
— Тебе нужно уехать отсюда, — заявила ему невеста.
— Куда? И с какого перепуга? — сонно поинтересовался он.
— Я не должна знать, куда. Я влипла.
— Еще больше? — фыркнул Феликс.
— А тебе вообще никто не давал права рот раскрывать! — взвилась Багира.
— Не ори на ребенка, — укорил ее Стольф.
— Значит, как в постель его тащить, он уже взрослый, а как я ему сказала заткнуться, неожиданно в детство впал? Так, да?!
Стольф поморщился, и только тут до него дошло...
Багира сама отсылает его, причем найти потом не сможет. Неплохо.
— Я нарвалась на следовательницу из КИС, и так получилось, что свеча меня больше не признает.
Стольф сочувственно кивнул.
— За мной скоро придут, поэтому ты должен уйти немедленно. У меня есть только одно условие.
— Какое? — Костенко был согласен почти на все.
— Он, — кивок в сторону Феликса, — остается здесь.
— Ты не охренела? — тут же возмутился объект вечного спора этой потенциальной семьи. — Почему это меня должны повязать вместе с тобой?
— Закройся!
— Брейк, — сказал Стольф, становясь между ними. — Ты что, Феликса хочешь оставить в качестве заложника? Типа, я за ним вернусь, и вернусь к тебе?
Багира замялась. Именно таков и был ее план.
— Ну уж нет. Во-первых, ты мне не нужна.
Она закусила губу, но промолчала, поскольку прекрасно это знала.
— А во-вторых, когда за тобой придут, то Феликс тоже попадет под раздачу.
— Так странно видеть, что ты о ком-то заботишься, — вздохнула Багира и почти выкрикнула: — Почему не обо мне?!
— А за что? Ты с самого начала была мне на одну ночь. Да и та выдалась не супер.
— А он, значит, не на одну?!
— Как видишь, — пожал плечами Стольф. — А потом ты стала обманом вынуждать меня на тебе жениться.
— Я была бы хорошей женой!!!
— Не смеши мои подковы. Ты больная на голову. Истеричка и садист.
— Это не так! — завизжала Багира.
Феликс, сидевший на кровати, пытался сдержать желание сбегать за попкорном и изо всех сил старался не смеяться, но хихиканье все же прорывалось наружу.
— Какого хрена ты пачками вырезала учителей? И хватит нести чушь про месть! — продолжил наступление Стольф.
— Ты не понимаешь!
— Где уж мне, идиоту!
— Я хотела прекратить весь кошмар, который творится в "Аниоре"! Там из нормальных, магически одаренных детей, делают пустышек! И превращают их в рабов!
— Достаточно было перестрелять преподавателей, а не устраивать резню бензопилой!
— Ты не понимаешь!
— Ясен хуй!
"Нет, под такое зрелище попкорн не канает, — думал Феликс. — Это надо смотреть под пиво с воблой".
— Я тебя ненавижу! — завопила Багира и влепила Стольфу пощечину.
— Я же говорю — истеричка...
— Ненавижу! — она зарыдала, размазывая по лицу слезы пополам с косметикой. — Будьте вы оба прокляты!!!
Костенко замер. Проклятие — это серьезно. Если бы Багира по-прежнему оставалась хозяйкой свечи, благоразумнее было бы сразу сделать себе харакири. Сейчас же шансы выжить оставались, однако об удаче на ближайшие несколько лет лучше забыть, чтобы не травить душу — везения все равно не будет, чокнутая невеста и сама по себе довольно сильный маг, и ее проклятие еще не раз аукнется.
— Собирайся, — велел Стольф притихшему Феликсу и обернулся к Багире: — А тебе, сука, я желаю одного — пожизненного срока.
Феликс выскользнул из комнаты, где белугой ревела уже-не-невеста. Вся эта ситуация напомнила ему время, когда еще была жива его мать, и они с отцом каждый вечер, напившись (или даже будучи трезвыми, это роли не играло), выясняли отношения. Если под горячую руку попадался Феликс, доставалось и ему, поэтому он обычно уходил из дома в шесть и возвращался за полночь. Как правило, этого времени родителям хватало, чтобы успокоиться и лечь спать. Но однажды они слишком разошлись, и тогда мать полоснула невовремя вернувшегося ребенка серебряным ножом.
Вспомнив этот эпизод, он невольно покосился на свое левое плечо, где, полускрытая рукавом футболки, виднелась тонкая полоска шрама от того пореза.
Настроение у Феликса резко испортилось.
Через четверть часа они со Стольфом телепортировали куда-то черт-знает-куда и долго шлялись по улицам этого самого черт-знает в поисках гостиницы. Костенко был не похож на себя — от его обыденной флегматичности и безразличия ко всему не осталось и следа, он был целеустремлен, зол и таким почему-то почти нравился Феликсу.
Когда они вышли в магическую часть города, и там обнаружилась гостиница, Стольф изрядно удивил Феликса тем, что на вопрос девушки-служащей ("Номер на двоих с двуспальной кроватью?") рявкнул:
— Две отдельных комнаты!
"Возможно, он и правда не такой мудак, как мне казалось", — думал Феликс, лежа ночью без сна на кровати и таращась в потолок. Стольф к нему не заходил.
И тут, словно дожидаясь этой мысли, послышался стук в дверь.
— Открой немедленно!
"Наеб, — фыркнул про себя Феликс. — Нехуй верить кому попало. Так этот козел и исправится".
И он был прав.
Костенко был сильно навеселе и не слышал ни доводов разума, ни протестов жертвы.
— Раздевайся, — приказал он смотрящему с прежней ненавистью подростку.
— Ублюдок, — прошипел Феликс и стал стягивать футболку. Ему было настолько обидно, что обычная стеснительность в голове просто не помещалась.
На его памяти пьяным Стольф еще к нему не заявлялся.
Сегодня вампир впервые был по-настоящему груб — не просто настойчив и нагл, он хотел именно причинить боль. После секса у Феликса остались синяки по всему телу, а на шее появился укус.
— Я тебе больше никогда не поверю, — сказал оборотень вырубившемуся Стольфу, лежавшему поперек кровати.
Отмокая в ванной, Феликс злился в первую очередь на себя. Как можно было даже подумать, что эта сука и впрямь сумеет измениться? Дело даже не в том — сумеет ли, а в том, захочет ли, но Стольфа все устраивало.
Отражение в запотевшем зеркале выглядело так жалко, как и положено выглядеть отражению изнасилованного подростка, и это едва не заставило Феликса ударить со всей дури по стеклу. Но вместо этого он завернулся в халат и вышел из ванной.
В номере он устроился на подоконнике, наблюдая за происходящим в окне дома напротив. Там горел свет, а шторы не были задернуты — наверное, хозяева (парень и девушка) наивно решили, что все уже спят, а может, они просто были лишены глупых комплексов. Так или иначе, Феликс имел счастье созерцать их любовную прелюдию, что совершенно не добавляло оптимизма.
— Почему у меня все с рождения хуево? — шепотом задал он риторический вопрос затянутому облаками беззвездному небу.
В следующее мгновение пошел снег.
— Я не заказывал, — произнес Феликс и спрыгнул с подоконника.
На полу возле кровати валялась какая-то металлическая фигня на цепочке. Подняв ее за цепочку, оборотень понял, что это нечто вроде свечки из желтого металла. Когда он дотронулся непосредственно до подвески, та ярко осветилась белым сиянием и тут же погасла.
— Артефакт, что ли? — хмыкнул Феликс, накручивая цепочку на палец.
Вдруг зазвонил мобильник Стольфа, запев "Ну что ж, ты страшная такая, ты такая страшная, ты ненакрашенная страшная и накрашенная?" На дисплее отобразилось фото Багиры и надпись "Змеюка".
Костенко не проявил по этому поводу никаких эмоций, продолжив лежать бревном. Тогда Феликс брезгливо попинал его.
— Кто там? — глухо поинтересовался Стольф, он лежал, лицом уткнувшись в подушку.
Феликс нажал кнопку принятия вызова, потом громкую связь и положил телефон рядом с вампиром.
— Пожалуйста, прости меня, я такая дура, — послышалось из трубки, слова перемежались всхлипами.
Стольф более-менее проснулся и, повернувшись на бок, уставился на мобильник, видимо, соображая, что это и где они с этим раньше могли встречаться.
— Милый, скажи хоть что-нибудь!
— Что-нибудь, — наконец подал голос Костенко.
— Ты меня простишь?
— А ты кто?
Багира замолчала, и в наступившей тишине почти чувствовалось ее обалдение.
Феликс понял, что Стольф сейчас начнет нести ахинею, и перехватил инициативу.
Что такое проклятие, он знал, и знание это не радовало, поэтому он сказал:
— Стольф простит тебя, если ты снимешь проклятие.
— Я разговариваю с ним, а не с тобой! Немедленно отойди от телефона! — завопила Багира.
— Не ори, у меня болит голова, — поморщился Костенко.
— Ты меня простишь?
— Иди нахуй.
— Что?!
— В пизду, — поправился Стольф и отключился с чувством исполненного долга.
— Долбоеб, — прошипел Феликс.
Багира бросила трубку.
***
На следующий день Настю все же выписали, и она уехала куда-то в родовое поместье. Меня с собой ей взять не разрешили — так, по крайней мере, она объяснила по телефону.
Чернокнижник вернулся к своей прежней манере общения со мной — то есть, задушевно беседовать больше не приходил, а при встрече — кривился. Зато у меня состоялось знакомство с Владом.
Я обедала в столовой. Рядом со мной вертелась в разные стороны Слава, которой все всегда было надо — и пообщаться с подружкой-старшеклассницей, что расположилась на другом краю немаленького помещения, и попытаться разобрать, о чем болтают Мишка с Рокотом Валентиновичем, и понаблюдать за Чернокнижником, который за что-то отчитывал Серафиму, и потыкать пальчиками в сенсорный экран мобильника, отвечая на эсэмэску, и время от времени бросать любопытные взгляды в дальний угол, где я заметила угрюмого Виталика. Между этими занятиями Слава успевала еще и поесть — Гай Юлий Цезарь нервно курил в сторонке по сравнению с ней. Я же, ошалевшая от такой активности, сидела тихо. И тут меня окликнули по имени сзади. Это был Влад. Вблизи он казался младше своего реального возраста, наверное, из-за дурацкой безразмерной кофты — подобные я видела на нем и раньше — подчеркивающей его хлипкую комплекцию. Ну и лицо у него было какое-то детское, не в чертах даже, а в общем выражении.
— Привет, — без улыбки сказал он. Я кивнула в ответ. Не спрашивая разрешения, он отодвинул стул и уселся рядом со мной. Слава удивленно уставилась на него и спросила:
— А ты что тут забыл?
— Я ничего не забывал, все мое со мной.
Похоже, он тоже был слегка того. Следующей фразой он укрепил мои подозрения:
— И вообще, если постоянно что-то где-то забывать, получится не жизнь, а вечный поиск. Стоп, но ведь жизнь и есть вечный поиск! Бессмысленный, но вечный... Блин.
— Ты что несешь? — заморгала Слава, игнорируя дзинькнувший мобильник.
— Несу аккуратно, чтобы не расплескать, потому что если выльется — случится апокалипсис.
— Ты уверен? — вступила в беседу я.
— Уверен? Крепок ли в своей вере? Но вера как веер — так же легко ломается, да и размахивать ей легко.
— Ты можешь говорить нормально? — спросила Слава.
— Как другие люди, — уточнила я.
— Какие? — осведомился Влад. Кажется, это успех — он перестал фонтанировать мозговыносящим контентом.
— Мы, например, — сказала Слава, совершив тактическую ошибку.
— Вы? Но вы — не вы. Вас две, и каждая по отдельности, но... Я понял: вы симбиотический организм!
— Ты чокнутый! — воскликнула Слава, глядя на него с опаской.
— Чокнутый. В этом слове скрывается кнут, а где кнут, там и пряник...
— А где пряник, там и цель, — кивнула я, начиная понимать, как с ним общаться.
— Обязательно, однако цели бывают разные, — согласился он.
— И с некоторыми из них одни люди приходят к другим...
— Именно. А ты быстро адаптируешься к ситуации, — одобрительно заметил он. — Обычно все реагируют так, как твоя тупая подруга.
Слава вспыхнула и сказала:
— Ты просто дебил!
— Я сложно дебил.
Честно говоря, я растерялась. Я приготовилась морально к увлекательному разговору с очередным сумасшедшим, а он, как оказалось, просто устроил мне испытание.
— Так зачем ты пришел? Посмеяться над тем, как мы тупим? — полюбопытствовала я.
— Ну, за этим тоже, но вообще я хотел попросить тебя об одной вещи.
— Какой?
Он положил мне руку на плечо и прошептал на ухо:
— Когда представится возможность — убей Барсова.
— Что?! — если Влад хотел насладиться выражением торможения на моем лице, то он добился желаемого.
— Ты все слышала. Заранее спасибо, — и он ушел, опрокинув стул.
— Рит, что он тебе сказал? — спросила Слава.
— Ничего важного.
В ее взгляде ясно читалось "ну-ну, так я тебе и поверила", но выбивать из меня правду она не стала.
— А как у вас с Игорем? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь ее от нежелательной темы.
— Никак, — она хихикнула. — Уже месяц почти.
— Почему?
— Во-первых, виолончель. Это же тупо — играть на виолончели!
— А что в этом тупого? — не поняла я.
— Ну... Такая хреновина большая, по которой водят хреновиной поменьше... Это не круто! Это тяжело.
— Для ушей?
— Он уронил ее мне на ногу, — сообщила Слава. — И я поняла, что мы не созданы друг для друга.
— Ты и виолончель?
— Я и Игорь! И вообще, Виталик симпатичнее и играет на гитаре, поэтому я выбрала его.
— Сама? — пораженно уточнила я.
— Ну да! А что?
Да нет, ничего, просто я запомнила Виталика психом и маньяком, а тут такие о нем восторженные отзывы. Что-то я не понимаю в мироустройстве, впрочем, это мои проблемы.
— Я пойду. Увидимся!
— Ага, — кивнула Слава, не отрываясь от написания эсэмэски.
Я вышла из столовой, но спускаться в раздевалку не стала, вместо этого отправившись бродить по практически пустой Главной башне. Меня почему-то тянет в такие места, которые обычно привлекают много народа, но именно в тот момент, когда туда прихожу я, там никого нет. И это ценно, хотя приобрести здесь можно разве что неприятности... Ну, это в худшем из вариантов.
Ковровая дорожка под ногами делала мои шаги бесшумными, спасибо ей за это, потому что из приоткрытой на пару сантиметров двери класса русского языка до меня донесся голос Чернокнижника (и когда только успел из столовой смыться?):
— Ты, чмо, немедленно отвечай, зачем подходил к этой девке? Что ты ей наплел?
Послышался голос Влада:
— Какая тебе разница? Боишься, что расскажу что-то компрометирующее, а Евсеева стукнет твоей великой любви?
— Я приказываю ответить.
Я поежилась. Приказ — очень неприятная вещь, он просто парализует волю и заставляет делать то, что скажет хозяин. Интересно, какова будет реакция Чернокнижника на сегодняшний совет убить его...
— Иди к черту. Это мое дело.
Я просто застыла там, где стояла — это как вообще? Раб не может, физически не может не выполнить приказ...
— Тогда я выбью все из Евсеевой! — заорал Барсов.
— Выбивай, — не стал возражать Влад.
— Фима! — позвал Чернокнижник. — Найдешь потом эту дуру, а пока разберись с этим.
— Да, — сказала Серафима, и почти сразу послышался звук удара и стон Влада.
— Ты у меня остаток каникул в больнице проведешь, — пообещал ему Барсов.
Я отмерла и тихо-тихо пошла обратно. Подслушанная сцена была мерзкой, но странноватой. А точно ли Влад — раб Чернокнижника? Вот так запросто ослушаться прямого приказа... Невозможно. Кем для этого нужно быть? Люди так не умеют. А человек ли Влад? Может быть, есть какие-то нюансы, если раб — вампир или еще что-то в этом роде...
— Получила пищу для размышлений? — хмыкнула у меня за плечом Ишалес, появившаяся, как всегда, неожиданно. — Осторожней с мозгами, детка, они имеют неприятное свойство вытекать от чересчур активной эксплуатации.
— Раз уж ты здесь, объясни мне, — попросила я.
— Что именно?
— Почему Влад не подчинился Барсову.
— А, ну тут все просто. С чего ты взяла, что некрофил... то есть, некромант Сереженька и есть хозяин Влада? Это не так. Поэтому Сереженька может хоть обтопаться ножками, но ничего не добиться. А Серафимочка, которой, собственно, и принадлежит недостойный раб, мечется между двумя огнями, оставляя обоих в недоумении. Приказывать Владику она не решается, но и не слушать Сереженьку не может. Догадаешься, почему?
— Влюблена в обоих? Или они — друзья ее детства? — предположила я.
— Пятьдесят на пятьдесят. Влад — друг, Сережа — любоффь. Так и сходят с ума в спортзалах девочки-подростки.
— Откуда ты вообще это знаешь?
— Я — самое большое сплетнехранилище "Аниора", — серьезно сообщила Ишалес. — Нет, ну а чем мне еще заниматься? Следить круглосуточно за подопечной? Спасибочки. Приходится развлекаться вот так незамысловато.
— Что с Настей?
— Да что с ней может случиться? — фыркнула демоница. — Как и прежде, пьет кровь окружающих... но уже в прямом смысле слова. Параноидально настроенная семья заперла принцессу в высокой башне, дабы уберечь от злой Египтянки. Они же не знают, что у той своих проблем выше крыши.
— А кто Египтянка? — я вдруг поняла, что не удосужилась этого узнать у Насти.
— Конь в пальто и на шпильках. Багирочка.
— А-а... — разочарованно протянула я. Ощущение было такое, словно, прочитав какую-то задачу и так и не сумев ее решить, забрасываешь куда подальше учебник, а потом, гораздо позже, неожиданно находишь решебник с ответом.
— А Настенька по тебе уже скучает, кстати. Депрессирует, скоро начнет, наверное, стихи писать, — вдруг сказала Ишалес.
— Да пусть пишет... Но почему ей не разрешили меня с собой взять?
— Ласточка моя, с чего ты решила, что ей не разрешили? Она просто испугалась за тебя. Сначала хотела быть вместе с тобой до конца жизни... а жизнь у нее будет до-олгая... но ей вправили мозги. Если ты освободишься и будешь много знать, тебя убьют, а ее это почему-то не устраивает.
— Что значит "почему-то"? — возмутилась я.
— Мертвым легче, — усмехнулась демоница.
— Что им легче? Их уже нет.
— Ну да. Как нет и необходимости жить — душа свободна как ветер... Загляденье!
— Хватит, — оборвала ее я. — У нас разные точки зрения.
Ответа не последовало. Я осталась одна в коридоре — наедине с вопросами и негодованием. Ишалес вечно темнит и увешивает мои уши лапшой. Ну и черт с ней. Меня больше волнует Чернокнижник — что он собирается со мной делать? И с чего это я должна его убить — просто потому, что он, очевидно, достал Влада?
Моя комната была пуста — в том смысле, что здесь не наблюдалось живых существ. Исключение составляли микробы, но их я не видела и потому в расчет не брала.
Жаль, что Лай и Стелла уехали домой на каникулы... Жаль, что я не могу вернуться домой. Но нужно сделать одну вещь — позвонить отцу. Преодолеть наконец-таки свой страх остаться фактической сиротой. Конечно, пока папа где-то там, за океаном, о нем можно думать все, что угодно, можно думать, что я ему небезразлична и упиваться этой надеждой... Пополам со страхом, что я не нужна. Но рано или поздно придется узнать наверняка, и это "рано или поздно" уже наступило.
Я взяла мобильник и по памяти набрала номер.
Гудки-гудки... длинные.
— Алло? — незнакомый женский голос. Немного томный и бархатистый, такие считаются красивыми.
— Позовите, пожалуйста, Игоря, — очень непривычно называть папу по имени.
— Кто это? — насторожилась незнакомка... любовница отца или даже его жена — моя мачеха. Я же не знаю, развелись ли родители официально.
— Его дочь, Рита.
— Ты же мертва?
Как мило. Конечно, я мертва, а с тобой с того света разговариваю! Привет отцу захотелось передать!
— Не могли бы вы передать ему трубку? — очень вежливо попросила я. Обладательница бархатистого голоса мне не нравилась, причем с каждой репликой все сильнее. Я несправедлива, но ничего с собой не могу поделать — эта женщина разбила мою семью. Да, не только она, однако легче мне от этого не становилось.
— Он ушел. И забыл мобильник дома, — мягко сказала она. — Он перезвонит тебе, как только вернется.
— Хорошо. Спасибо.
Я нажала "отбой" и мрачно уставилась на противоположную стену. У меня такое ощущение, что всем на меня плевать, даже Насте. Я чувствую себя измотанной и ничего не понимающей, а еще боюсь что-либо загадывать и на что-либо надеяться. Ну когда, когда можно будет говорить о хорошем, не боясь сглазить?
Я легла на постель, подтянув ноги к груди. Мне плохо, и опять вспомнилась эта детская привычка — сворачиваться клубком на кровати, создавая для самой себя иллюзию защищенности. А весь мир, оставшийся где-то там, за границами моего эгоцентрического "я", пусть обломится.
Чем дольше я так лежала, тем лучше понимала, что абстрагироваться от реальности не получится. Мешает беспокойство за Настю и тревога по поводу грядущего разговора с отцом.
— Ну и ладно, — хмыкнула я, переворачиваясь на спину. В самом деле, от глупых детских привычек нужно избавляться.
@темы: Ориджиналы, "Мгла", Древности, Творчество