танцую туда, где кормят и гладят
Автор: Meskenet
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 13, домашняя
Глава 13, домашняя
— Сука! Сука! Су-ука!
Багиру трясло. Она сидела на полу в кухне — на холодной керамической плитке с дурацкими узорчиками-цветочками — и сходила с ума, то плача, то смеясь, то сотрясая воздух проклятиями и ругательствами. Обломки мобильника, разбитого в приступе отчаянной ярости о стену и дотоптанного ногами, валялись в паре метров от девушки. Примерно в таком же состоянии находились сейчас ее чувства.
Она собственноручно разрушила кропотливо выстроенное непрочное сооружение из песка. Где сейчас ее бывший жених? В замке его не было — она сначала позвонила туда, втайне надеясь, что Стольф просто вернулся домой: все-таки владения семьи Костенко были недоступны даже для КИС — в течение какого-то времени.
Багира боялась предположить, куда могло занести ее опьяненного свободой (и не только, судя по недавнему разговору) возлюбленного. Ладно, по крайней мере, он жив... если можно так сказать о вампире.
Она встала, цепляясь за стол, и побрела в ванную, пошатываясь и еще по инерции всхлипывая. По зеркалу показывали фильм ужасов, главная и единственная роль в котором была отведена Багире — растрепанной, с размазавшейся по всему покрасневшему от слез лицу косметикой.
Умывание частично решило проблему. Экс-Египтянка выпрямила спину, собрала волосы в хвост и прошествовала в комнату. На двуспальную кровать было тошно и больно смотреть.
Багира повернулась к ней спиной и открыла верхний ящик стоявшего у стены комода — там, скрытая двойным дном, хранилась фотография — обыкновенная, глянцевая, немного помявшаяся, как ни берегла ее бывшая Египтянка.
На этой фотографии были запечатлены улыбающиеся девушка и девочка на фоне вспенившегося волнами моря. Багира с сестрой.
Эта карточка была ее своеобразным талисманом. Когда девушке было совсем плохо, это успокаивало ее и напоминало, что ей еще есть ради чего жить — необходимо было отомстить всем виновникам смерти сестры. Но сейчас Багира только сглотнула комок в горле — она не строила иллюзий и прекрасно понимала, что теперь, когда ее не признает Золотая свеча, шансы завершить расправу над преподавательским составом стали не просто нулевыми — отрицательными.
— А куда я дела свечу? — пробормотала она, откладывая фотографию на комод.
Через несколько минут лихорадочных поисков Багира по-настоящему испугалась. Артефакта не было нигде. Через полчаса она окончательно в этом убедилась.
— Кто из этих двух прихватил с собой свечу? — увы, обстановка квартиры не спешила с ответом, и Багира, обессиленная и уставшая, опустилась на кровать. Ей страшно было представить последствия использования артефакта Стольфом или Феликсом... Феликсом — в особенности.
Внезапно по квартире разнеслась трель дверного звонка.
Багира открыла, не вставая с кровати — магические замки легко отпирались дистанционно.
По ламинату коридора процокали каблуки-шпильки, и в комнату вошла Ирен.
— Ну, как, успоко... О-о... Что с тобой? Ты кого-то похоронила? Хм... И сделала пластическую операцию?
— Я смыла макияж. Я потеряла любимого. Я посеяла свечу.
— Прям даже не знаю, что из этого откомментировать первым, — покачала головой Ирен, присаживаясь рядом и обнимая за плечи мрачную Багиру. — А вообще — забей. Единственное из этого списка, что заслуживает сожаления — то, что ты смыла макияж.
— Я так хреново без него выгляжу? — апатично осведомилась бывшая Египтянка.
— Да нет... Следовательно, жалеть совсем не о чем! От артефактов одни проблемы. А Стольф был козел...
Багира влепила ей звонкую пощечину, вырываясь из навязчивых объятий.
— За что, можно поинтересоваться? — Ирен поморщилась и приложила ладонь к пострадавшей щеке.
— Тебе не понять, что я чувствую. Я не могу без Стольфа! Я живу только рядом с ним, а все остальное время тянется для меня мучительно медленно, каждый день — за годы. Когда он с кем-то другим, я жажду крови этого другого. Я впитываю в себя каждый момент, когда мы со Стольфом вместе, чтобы потом, в этом тупом сером одиночестве, жить воспоминаниями. Если он потребует умереть за него — даже не подумаю ослушаться, а за одну его улыбку я готова стереть с лица земли хоть полмегаполиса. Я сделаю что угодно за его похвалу, а если он признается, что я ему нужна, я разнесу мир в клочья — если он пожелает, конечно... Убью кого угодно за право быть рядом...
— Сотру, разнесу, убью. Клиника. А что насчет созидательных мотивов?
— Что угодно, все, что он пожелает... Сад на месте пустыни, солнечный свет взамен радиации, дворец на месте шалаша. Я рожу ему детей — сколько захочет, живых или вампиров — все равно. Я не могу без него!
— А он без тебя — может.
Багира закрыла лицо руками.
— Не знаю, что на меня нашло... Мы поругались, я посмела его обвинить, и он ушел... Что дернуло меня за язык? Почему в голову пришли мысли о том, что он может быть неправ? Почему я вела себя, как стерва?!
— У тебя тогда не полностью атрофировался здравый смысл, — сказала Ирен. — Но ты не волнуйся, твое теперешнее состояние лечится.
— Любовь — лечится?!
— Это не любовь. Мания, одержимость, безумие, патология — называй как хочешь, но самое чудесное чувство во Вселенной оставь в покое, оно здесь не при чем. Тебе поможет опытный психолог.
— Убирайся, — ледяным тоном приказала Багира, отводя от лица ладони. — Ты слишком ограниченна, чтобы понять меня.
— Угу-угу, ограниченна. А тебя переклинило и зациклило. Такой "любовью" убивают.
— У-би-рай-ся.
— Тебя ломает — твой вампир стал для тебя наркотиком.
— Он не мой, — с усталой досадой сказала Багира.
— Судя по тому, что я разведала о твоем Костенко, у него нет сердца. И совести нет, — словно не слыша ее, продолжила Ирен.
— Неправда. У него все есть — и сердце, и совесть... Он может любить — не умеет, но может. Я так хотела его научить... Но он решил учиться у этого маленького ублюдка.
— Шестнадцатилетнего мальчишки-оборотня по имени Феликс?
— Ты и это знаешь... — Багира нахмурилась, между ее тщательно выщипанных бровей пролегла складка. — У меня такое чувство, что ты знаешь обо мне больше, чем я сама.
— Может быть, — хмыкнула Ирен. — Ладно, хватит эксгумировать чувства, лучше поворошим былое. Расскажи-ка мне о своей сестре — какая она была?
— Она? — Багира задумалась. — Ну... Она всегда казалась слабой и беззащитной, не любила спорить, ей легче было уступить... Зачем тебе это?
— Смена темы. Опять же, едва ли ты рассказывала кому-нибудь об этой драме, а значит, тебе нужно выплеснуть все, что скопилось в душе за прошедшее время. Ведь гибель сестры не прошла для тебя бесследно, судя по тому, как ты безжалостно истребляла всех причастных к грязным тайнам "Аниора".
— Я не хочу об этом говорить. Еще не пришло время...
— Горе мое, — вздохнула Ирен, прижимая Багиру к себе. — Тебе виднее, конечно.
***
Почему в двери именно стучатся, на крайний случай (не этот) — звонят? Почему традицией стало раз за разом ударять кулаком (в особо запущенных случаях, таких, как этот, ногой) по дереву створки?
Случись поблизости психолог, он бы мне что-нибудь объяснил — мол, так устроен человек, что для него стук — самый простой способ подать сигнал а-ля "вот он я, пришел!" Но рядом не было психологов. Я вообще сидела в комнате одна, задумчиво глядя на дверь. На сколько еще хватит чернокнижниковского упорства? Уже минут пять барабанит, а я не открываю — не хочу общаться и вообще звонка от папы жду. Так что Барсов может отбить себе все конечности без пользы. Хорошо, что двери в школе прочные сами по себе да еще и заговоренные от особо настойчивых личностей, пытающихся их выбить. И замок без моего позволения не отопрется.
— А она точно там? — наконец спросила из тамбура Серафима. Разумеется, Чернокнижник без нее явиться не мог.
Запоздал вопрос — на мой взгляд, его следовало задать до того, как ломиться ко мне...
— Я ее чувствую, — мрачно ответил Барсов. — Открой, стерва!
Я усмехнулась и потеребила висящую на шее цепочку с Серебряной свечой. Даже если он решит применить незаконные методы проникновения с последующим незаконным допросом, мне есть что ему противопоставить.
Чернокнижник простоял под дверью сто восьмой еще с четверть часа, собрав немало народу, желающего зрелищ. Зрелища были получены.
— Открой, прыщ на копчике мироздания! Не смей скрываться от меня, бронтозавр в юбке!
Поняв, что ему ничего не светит, он начал работать на публику, и та оценила. Мне же было все равно. Я держала в руке мобильный и не решалась набрать Настин номер.
Как она? Что с ней делают родственники?
Я собралась с духом и нажала вызов. И неожиданно Настя ответила сразу — словно телефон был у нее уже в руках на момент моего звонка.
— Рита, они разрешают мне перебраться в мою квартиру. Эти психи выкупили соседскую жилплощадь и планируют поселить туда охрану. Ну, и у меня тоже будет кто-нибудь тусоваться... Но это неважно. Главное — мы наконец-то сможем быть вместе!
Я ощутила, как расползается по венам облегчение. Люди, у которых все плохо, таким жизнерадостным тоном не говорят.
— Здорово, — я улыбнулась, зная, что она это почувствует. — Неужели Ольские так просто согласились выпустить тебя из поместья? Оно ведь охраняется значительно лучше...
— Не говори. Поместье — это крепость, в одном сарае я даже обнаружила пушки! Однако после того как я чисто случайно едва не разнесла там все к чертовой матери, родственнички пересмотрели свое решение. В общем, выдвигайся в город, когда сможешь, я сейчас туда направляюсь, прямо-таки стою у портала под укоризненными взорами телохранителей. У вокзала тебя будет ждать машина — синяя, может, ты помнишь, мы на ней уже ездили на прошлых каникулах.
— Скоро буду, — пообещала я, прижимая трубку к уху плечом и вытаскивая из-под кровати чемодан.
На то, чтобы собраться, покинуть "Аниор" и доехать от автотелепортвокзала до Настиного дома, у меня ушло полтора часа — своеобразный рекорд, хотя переход, на мой взгляд, получился резковатым. После белых мягких сугробов во дворе школы слякоть под ногами и грязно-серый снег на обочинах дорог были непривычны. Зато здесь было солнце. Как я соскучилась по нему, кто бы мог подумать...
В подъезде на лестничной площадке между первым и вторым этажами дежурили два суровых субъекта, проводивших меня подозрительными взглядами.
Прежде чем впустить, меня долго разглядывали в глазок.
Дверь мне открыл немолодой мужчина. Он цепко оглядел меня с головы до ног, и мне показалось, что он видит меня насквозь, как рентген. Потом мужчина был немного отодвинут в сторону, и Настя кивнула мне из-за его плеча:
— Не стой на пороге, проходи... Александр Михайлович, да подвиньтесь же вы!
— Это может быть замаскированная преступница.
— Вы меня своей бдительностью уже за... за... за... заец! — неожиданно завершила фразу изящным эвфемизмом Настя.
— У нее с собой артефакт.
— Я, блин, в курсе!
— Вы слишком легкомысленны, — пожурил ее Александр Михайлович.
— Это моя фишка! Сдвиньтесь!
— Я должен...
Не дослушав, Настя с силой толкнула его к стене. Едва ли такое хрупкое создание как она смогло бы сдвинуть с места весящего раза в два больше мужчину, однако вампирские способности позволяли и не такое.
— Это моя девушка. А вы параноик, — хмуро сказала она.
Александр ничего не ответил, зато извлек из кобуры на поясе пистолет и прицелился в меня.
— Сдаюсь, — нервно улыбнулась я, поднимая руки. Чемодан, чью ручку мне пришлось отпустить, немедленно рухнул, и это стало кульминацией, за которой последовало снижение напряженности обстановки — оружие было убрано, и Александр молча помог мне внести багаж.
Первое, что бросилось мне в глаза — перекрашенные в белый потолки; второе — висящие на стене часы. Вспомнилось утверждение Насти, что в ее обиталище нет часов, потому что они слишком громко тикают... Наверное, это ее больше не пугает.
А потом, случайно скользнув взглядом по темному даже сейчас, днем, углу, я вдруг вспомнила то, что мы там видели, и мне стало не по себе, правда, всего на несколько секунд. Подумаешь, что оно может сделать боевым магам, отряженным в Настину охрану? Да и мы сами далеко не беспомощны.
На кухне опять не было сковородок — целых, по крайней мере.
— Что ты с ними делаешь? — только покачала головой я.
— Ту, которая у меня была, я сегодня разбила, — развела руками Настя.
— Каким образом?!
— Уронила на кафель, — она смущенно улыбнулась, и я поймала себя на мысли, что Александр Михайлович с напарницей сейчас явно лишние в квартире.
Настя шагнула ко мне, я обняла ее за талию и легко прикоснулась своими губами к ее. Она подалась навстречу, превращая это в настоящий поцелуй, с языком.
Я ее хотела. Но, как чаще всего и случается, желания и реальность были не в силах совпасть.
— Кхм, извините, — вежливо кашлянули с порога.
Мы синхронно обернулись к стоявшей там девушке-напарнице Александра Михайловича.
— Где нам с боссом ложиться на ночь?
— Да хоть на потолке, — раздраженно ответила Настя. — Если вы с боссом там удержитесь. На балконе есть раскладушка, одна, правда. Все, закройте дверь с той стороны.
Девушка кивнула и повиновалась. Настя повернулась ко мне.
— Как насчет того, чтобы уступить им маленькую комнату? А то с них станется демонстративно улечься в коридоре, перегородив своими тушками стратегически важные маршруты... Эй, почему ты так смотришь?
— У тебя глаза красные, — сообщила я.
— А... Ну да. Я сама не сразу заметила — темные и темные, а потом пригляделась и — ёпс-тудей! Главное — не понимаю, из-за чего, у нормальных вампиров они естественных цветов!
— Зато необычно, — сказала я.
— О да...
Скрипнула, снова отворяясь, дверь — это уже явился Александр Михайлович.
— Анастасия, уточните, пожалуйста, где мы можем расположиться.
— Я вас загрызу, — пообещала она. — Отвяньте! Вы что сюда, дрыхнуть приехали? Идите в маленькую комнату и не любите мне мозги.
Он кивнул и ушел. Настя повела меня в зал, взяв за руку.
До вечера мы занимались приятным ничегонеделаньем — смотрели телевизор, в обнимку валялись на диване, разговаривая о какой-то незапоминающейся ерунде, целовались... Были вместе.
В коридоре, отделенная от нас тонкой деревянной преградой, кипела жизнь — хлопала входная дверь, до хрипоты ругались голоса, кто-то что-то ронял, кто-то передвигал мебель... Нас не трогали — вот и хорошо.
Я была счастлива практически до одурения, только беспокоил предстоящий разговор с папой... А вдруг он вообще не позвонит?
Не позвонит — его проблемы, решила я. В конце концов, в шестнадцать лет можно обходиться и без родителей.
И все-таки он позвонил. Заиграл незамысловатую бодрую песенку телефон, лежавший на журнальном столике, и я почувствовала, как тает моя новоприобретенная смелость и безразличие.
— Да?
— Рита, ты жива, слава богу, где ты была, тебя похитили? Ты сбежала из дома? Тебя пытали? Насиловали? Ты цела? Как ты себя чувствуешь? Ты больна? Тебе нужна помощь?
Я не могла вставить ни слова в этот фонтан красноречия, и потому только ждала, ощущая, как выступают на глазах слезы, когда папа выплеснет эмоции. С души словно свалился камень — ему на меня не плевать.
— Пап, со мной все в порядке. Прости, что так получилось, но я не могу сказать, где была...
— А где ты сейчас? Я уже купил билеты на самолет, утром прилечу в Москву, оттуда — к тебе.
— В родном, так сказать, городе.
— У матери?
— Хм... Нет. У... — я нахмурилась, соображая, как охарактеризовать Настю, но ничего путного в голову не пришло. Говорить "подруга" нечестно по отношению к ней, рубить с плеча "девушка" — жестоко к папе.
— Я потом расскажу, хорошо?
— Да, да... У тебя точно все в порядке? — встревоженно поинтересовался он.
— Да. А может, не стоит прилетать? У тебя же, наверное, дела, работа...
— Никакие дела не стоят семейных отношений, — серьезно ответил он, и на этом мы распрощались.
Настя, с любопытством прислушивавшаяся к беседе, спросила:
— Ну, что?
— Папа хочет лично меня увидеть, прилетит завтра...
— То есть, все нормально?
Я кивнула. Теперь я была счастлива без всяких "но".
Я повалила улыбающуюся Кольчукову на кровать и стала целовать ее сначала в губы, потом спустилась к шее.
— Эй, шея — это мой фетиш, — пробормотала Настя, кладя руки мне на талию.
Неожиданно сзади послышалось чье-то явное "Упс!"
Я слезла с Кольчуковой, которая с тихим бешенством разглядывала смущенную напарницу Александра.
— Какого ху... дожника? — спросила Настя. — Стучаться будет дядя Петя?
— Дядя Петя в соседней квартире, — рассеянно ответила выбитая из колеи девушка.
— Избавь меня от подробностей... Что надо?
— Босс сказал объяснить вам, как размещена охрана...
— Мне это глубоко фиолетово!
— Э-э... Тогда я пойду?
— Наконец-то рациональное решение, — фыркнула Настя.
Я запечатала за девушкой дверь сразу несколькими заклинаниями — черта с два теперь кто-нибудь сюда сунется.
Кольчукова выглядела безумно трогательно в большом ей на пару размеров халатике... впрочем, халатик хотелось стащить с хрупкой фигурки к чертовой матери. Я, как зачарованная, протянула руку к Насте, проводя кончиками пальцев по ее шее, ключицам и дальше вниз, нерешительно останавливаясь на завязанном под грудью поясе.
— Подожди, — Кольчукова была смущена так, что дальше некуда. — Понимаешь... Я хочу быть живой, когда мы... Нет, я не брежу! Это возможно, хоть и очень незаконно. Дед... то есть, Душа, хотят провести какой-то ритуал, чтобы я снова стала человеком, и тогда... И вообще, я боюсь... Я еще ни с кем...
Весь свой сбивчивый монолог она произнесла, не поднимая на меня глаз, и даже закончив говорить, все равно продолжила изучать взглядом пол, словно опасалась моей реакции.
— Не переживай, — я мягко обняла ее, надеясь, что это окажет успокаивающее действие. — Ты так нервничаешь, что я чувствую себя маньяком-совратителем...
— А я чувствую себя птицей Обломинго, — печально сказала она.
Стольф проснулся и понял, что лучше бы он этого не делал и впал в летаргию — голова болела адски, во рту было сухо, в мышцах чувствовалась неприятная слабость, мешавшая даже пошевелиться, — похмелье во всей его красе и величии.
Открыв глаза и тут же снова зажмурившись от яркого света, он огромным волевым усилием заставил себя сесть. Щурясь, он оглядел комнату, где находился и с тихим стоном откинулся обратно на постель — память беспощадно подсунула кадры вчерашней (сегодняшней даже) ночи.
— Блять! — Стольф наконец открыл глаза полностью и с отвращением уставился в окно, за которым ярко светило люто ненавидимое всеми вампирами солнце.
Феликса в номере не было. Куда могло занести мальчишку, Костенко не представлял.
Умывшись и кое-как придя в себя, он спустился вниз и поинтересовался у девчонки за стойкой ресепшен, не видела ли та, как Феликс выходил на улицу.
Она, к сожалению, видела.
— Спасибо, — кивнул ей Стольф и, отвернувшись, пробормотал: — Ебаный пиздец.
Искать оборотня по всему городу само по себе было бы непростой задачей, однако при свете солнца миссия становилась и вовсе невыполнимой. А до вечера Феликс мог влипнуть во что угодно. Мобильника же у него сроду не имелось.
Оставался вариант приказать мальчишке возвращаться, благо связь между хозяином и рабом позволяла это сделать даже на расстоянии, но когда Стольф представил себе, что услышит от Феликса, взбешенного приказом вдобавок к ночным событиям, ему стало ясно, что это не лучшая идея.
Ладно, когда-нибудь же мальчишка должен вернуться...
Велев девчонке оповестить его, если это произойдет, он отправился в гордо названную рестораном гостиничную столовую, располагавшуюся на цокольном этаже. Сначала он собирался выпить там кофе, но не рискнул и взял чай. В итоге, мрачно отхлебнув розовой полупрозрачной дряни из кружки с трещиной и убедившись, что жизнь — поганая штука, Стольф пошел смотреть телевизор, задавив по пути парочку тараканов, неудачно метнувшихся под ноги.
Итак, ему предстояло заглаживать вину. Как это делается? Багире достаточно было купить брюлик, но Феликс бы едва ли оценил подобный порыв, и Стольф медленно впадал в депрессию, краем глаза пересматривая "Криминальное чтиво".
А еще надо было срочно переехать из этого насекомьего прибежища... Причем куда-нибудь поближе к морю. Шутка ли — из Сочи телепортироваться в Анапу, но моря ни там, ни там не увидеть?
"А это смахивает на медовый месяц, — вдруг подумал он. — Только какой-то ебанутый".
После обеда небо заволокло тучами, и вампир получил возможность прогуляться по городу, что он и сделал. Начавшийся дождь загнал его в какую-то кафешку, по виду напоминавшую утреннюю столовую, но без тараканов — на первый взгляд. К счастью, это была магическая часть города, и за умеренную плату официантка принесла графин вовсе не с вишневым соком. И даже не с томатным.
Жизнь вроде бы налаживалась.
С неба повалил град.
— Я поспешил с оптимизмом, — фыркнул Костенко.
Влюбленная парочка за соседним столиком закончила целоваться, чем занималась на протяжении получаса, которые Стольф провел в кафе. Элегантная дама лет ста пятидесяти и ее чуть более молодой кавалер многозначительно переглянулись, и дама стала копаться ридикюле. У Стольфа появилось нехорошее предчувствие.
— Это ограбление! — ультразвуком завизжала дама, взмахивая рукой с пистолетом. Ее спутник, тоже вооруженный, не торопясь пошел в сторону кухни.
— Все вытащили кошельки! Кошельки! — надрывалась дама.
Костенко подпер рукой щеку, размышляя о том, что ему стоило поменьше смотреть "Криминальное чтиво" и что надо как-то снять проклятие Багиры.
— Кошелек! — дуло пистолета уставилось Стольфу в лоб.
— Нету.
— Я тебя пристрелю!
Пистолет был хороший. SW-109, пробивающий любую магическую защиту...
Кроме вампирской.
Стольф спокойно перехватил руку дамы, выворачивая, палец грабительницы на спусковом крючке дернулся, и раздался выстрел. Одна из висящих под потолком ламп брызнула осколками.
Конфисковав оружие, Стольф сунул его во внутренний карман куртки и, не обращая внимания на офигевшую даму, неторопливо пошел к выходу, бросив не менее офигевшим посетителям кафе:
— Валите, а то вернется второй идиот.
Шагая по улице и с тревогой глядя на небо, собиравшееся проясняться, Стольф искал во всем происходящем плюсы. Итак, обед за счет кафе — это раз. Отсутствие Багиры — два.
Он успел дойти до гостиницы прежде чем из-за туч вышло солнце.
Плюсы закончились.
Феликс еще не возвращался.
К вечеру окончательно вымотав самому себе нервы, Стольф уже решился приказать мальчишке заканчивать шляться хрен знает где, когда в дверь номера постучали.
— Там этот ваш... Пришел, — сказала горничная. — Просили передать...
Стольф кивнул и спустился вниз, на первый этаж, где узрел дивную картину: Феликс, выглядевший так, словно с неделю бомжевал по улицам курортного города, хихикал, вцепившись в рукав девчонке с ресепшен.
— Спасибо, — кивнул ей Костенко, с трудом отдирая оборотня.
— Кололся? — поинтересовался Стольф, вглядываясь в лицо мальчишки, особенно — в глаза со зрачками, расширенными настолько, что радужка казалась черной.
— Не-а.
— Не ври.
— Не вру... — с этими словами мальчишка повис у него на шее и доверительно прошептал, горячо дыша на ухо: — У тебя рога.
— Нагаллюцинируй что-нибудь пооригинальней, — посоветовал Стольф. — Жабры, к примеру. Пошли наверх.
— Я не хочу!
— А придется.
Затаскивать Феликса в номер пришлось чуть ли не силком — мальчишка вдруг вообразил, что Костенко — проводник между этим бренным миром и адом. А в мир оборотень возвращаться упорно не желал ("Пусти меня к чертям! К чертям пусти, сука!")
— Может, все же скажешь, чем закинулся? ЛСД? Экстази? Два флакона Бронхолитина?
— Че?
— Не "че", а эфедрин в сиропе от кашля... Кокаин?
— Угу, — неожиданно кивнул Феликс.
— А, ну тогда я спокоен, — сказал Стольф.
Мальчишка, сидевший на краю кровати, раскачиваясь взад-вперед и идиотически улыбаясь, вдруг посерьезнел и, вплотную придвинувшись к вампиру, деловым тоном предложил:
— Хочешь — выеби меня.
Стольф скептически посмотрел на него.
— Я не обижусь, угу, — Феликс положил ладонь на бедро Костенко.
— А за прошлую ночь ты... не злишься?
— Нет, — пожал плечами мальчишка и снова расплылся в улыбке. — А на чьи бабки я вмазывался?
— То есть, моральную компенсацию ты получил, — хмыкнул Стольф. — Вот и здорово. Иди-ка ты в душ.
— Там ад?
— И ад, и рай, и чистилище, и блекджек со шлюхами, — усмехнулся вампир. — Топай давай.
На удивление, мальчишка послушался. Мало того, судя по шуму воды, даже сообразил, зачем пришел. Правда, когда Костенко зашел его проведать, то обнаружил, что Феликс, в мокрой одежде стоя под душем, разговаривает с пустотой, убеждая ту принять иудаизм.
— Разденься, и она тебя послушается, — посоветовал Стольф, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
— Это не она, это он, — буркнул мальчишка.
— Хоть оно.
— Это мудоебище того не стоит, — заявил Феликс, намереваясь выйти.
Костенко не позволил, справедливо полагая, что, расхаживая в мокрой одежде, оборотень может простудиться.
— Пусти меня, там кактусы!
Стольфу пришлось попотеть, чтобы заставить мальчишку стянуть с себя мокрые шмотки (особенно тяжелым вышло сражение за кроссовки), включить теплую воду вместо ледяной, в которой обдолбанное создание плескалось до этого и, наконец, завернуть оборотня в махровый халатик на манер смирительной рубашки.
Сам вымокший до нитки, вампир развесил собственные вещи на полотенцесушителе и мрачно подумал о том, как, наверное, шокирует тех, кто окажется в коридоре, голый мужик, дефилирующий мимо них в соседнюю комнату.
"Ну и хрен, значит, заночую здесь".
Феликс, уложенный на кровать поверх одеяла, никуда не делся, чего Стольф опасался. Все же обмотанные вокруг пояса рукава халата ограничивали подвижность не полностью.
— И если ты вдруг проткнешь вилкой глаз, он умрет, несомненно, с тобой! — вдруг сказал оборотень и пожаловался: — У меня руки затекли.
— Не ври, они бы не успели.
— А я свечку нашел!
— Какую, к чертям, свечку? — устало поинтересовался притомившийся Стольф.
— Золоту-ую...
У Костенко появилось нехорошее предчувствие.
— Артефакт, — уточнил Феликс и "добил": — Она меня признала, прикинь!
Стольфу поплохело. Тем более, что на прикроватной тумбочке он увидел беспечно брошенное там подозрительно знакомое украшение на порванной цепочке...
— Мне лежать неудобно...
Костенко подумал, что обижать детей, пусть и обдолбанных, нехорошо, и внял просьбам.
— Где ты взял свечу?
Мальчишка, свернувшийся клубком под одеялом, не ответил.
— Где? — Стольф потряс оборотня за плечо.
— Иди нахуй, — тот попытался перехватить его руку своей, но с глазомером у него было что-то не то в не меньшей степени, чем с мозгами.
— Стоп, это еще что? — кожа на костяшках руки Феликса была содрана, словно он долго и остервенело кого-то бил. — Ты дрался?
— Иди нахуй...
***
Едва ли ванная в Настиной квартире была рассчитана на то, чтобы заходить туда вдвоем и раздеваться, толкаясь локтями и дико смущаясь.
Искупаться вместе — это была Настина идея. Очень привлекательная, на первый взгляд, но на итоговый — несколько сложноватая в исполнении. Мы стеснялись. Хотя, казалось бы, что нового можно было увидеть... Как в принципе, так и в частности — все увидено еще в "Аниоре", украдкой, когда кто-то из нас переодевался, другая нет-нет, а задерживала любопытствующий взгляд на чужом теле. За себя я могла говорить с уверенностью, да и пару раз замечала, как косилась на меня Настя... Но одно дело — тогда, и совсем другое — сейчас, когда в комнатке и отступить-то некуда — шесть квадратных метров, половина из которых пришлась на ванну.
Кольчукова была прямо передо мной, можно было пересчитать все косточки под ее бледной кожей.
Как же хорошо не уметь краснеть... Настя, вон, уже пунцовая, и глаза поблескивают полуиспуганно-полузаинтересованно.
Обнимать ее за талию, прижимаясь кожей к коже — непередаваемое ощущение.
Она сама потянулась к моим губам, и влажный горячий поцелуй выбил нас обеих из реальности так, что вода, почти заполнившая ванну, но продолжавшая течь из крана, грозила затопить соседей снизу.
Я этого не допустила.
Мы опустились в теплую воду друг напротив друга, соприкасаясь коленями. Настя вылила полфлакона пены для ванн, что позволило добиться впечатляющего результата.
— Кажется, ты перестаралась, — усмехнулась я, созерцая белые пузыристые айсберги, величаво дрейфующие вокруг.
— Много — не мало, — Настя очаровательно улыбнулась, подаваясь вперед и садясь мне на бедра.
Все же тонка грань между сексом и не сексом у девушек...
Я скользнула рукой по ее скользкой от мыла шее, вниз, под воду — через левую грудь, по впалому животу, закрыла глаза, запечатлевая в памяти эти изучающие прикосновения. Кольчукова молчала, не останавливая меня, слышно было только ее прерывистое дыхание.
Потом она несмело убрала мокрые волосы с моих плеч и оставила руки там, не убирая.
И тут, повинуясь вселенскому закону подлости, отключили свет. Свое возмущение мы выразили хором, сказав одно и то же эмоциционально емкое слово:
— Блять!
Я редко ругаюсь матом, почти никогда, но сейчас само сорвалось с языка. Слишком уж глупой оказалась ситуация, слишком уж обломистой.
К черту. В конце концов, отсутствие зрительных образов замечательно усиливает тактильную чувствительность.
Настя, наверное, тоже так считала, судя по тому, что не стала с меня слезать. Я ощутила, как ее пальцы скользнули по моему лицу: переносица, крылья носа, "треугольник смерти" над верхней губой, губы... Обняв меня за шею, она прижалась своим лбом к моему, и мы замерли так в медленно остывающей воде. И я никак не могла определить, где заканчивается мое "я" и начинается "она". Мы были единым целым, двумя чудом нашедшими друг друга половинками в этом чокнутом, вечно куда-то бегущем мире. Пожалуй, это и есть единственное чудо, которое может произойти с людьми, все остальное слишком мелко.
— Я люблю тебя, — раздался тихий, но четко различимый шепот.
— И я тебя тоже.
Быть героиней любовного романа значительно приятнее, чем, к примеру, сражаться с зомби в боевике или бороздить просторы холодного космоса. Люди хотят тепла, и потому никогда не закончатся мелодрамы.
В дверь постучали — господи, зачем, за что, почему? Проваливайте, чертовы статисты!
— Девочки, с вами все в порядке? — обеспокоенно поинтересовался Александр Михайлович.
— Нет, нас сожрали акулы! Не мелите чепуху и идите спать, раз уж свет все равно отключили! — рявкнула Настя, испытывавшая то же, что и я.
— Анастасия, у вас есть свечи?
— Ей-черту, я ему голову кухонным ножом отрежу! И выпью кровь! — вполголоса сказала Кольчукова и громко ответила страждущему общения:
— Без меня вы их хрен найдете. Не вздумайте шариться по ящикам!
— А когда вы выйдете?
— Мы выйдем тогда, когда выйдем! Можно подумать, вы не маги, и не умеете разрешать проблемы волшебством!
Послышались шаги — Александр ушел, но романтика уже была убита и воскрешению не подлежала.
Вытащив из ванны пробку и наскоро ополоснувшись, мы оделись при магическом свете и, пустив сияющие искры лететь вперед, вышли из сумрака... В сумрак же, но коридорный.
— Скажи, тебе тоже вспомнилась та тварь? — спросила Настя, нервно вглядываясь в углы.
— Едва ли она сможет нам повредить, — я взяла ее за руку и повела в зал. А там, застигнутые врасплох, приостановили раскопки в шкафах Александр с напарницей.
— Боги! Неужели я настолько много прошу? Всего-навсего вменяемых охранников, не страдающих глухотой и идиотизмом! — с тоской сказала Настя. — Проваливайте!
Мы повалились на постель в обнимку и честно попытались заснуть. Однако дыхание Кольчуковой не спешило выравниваться до того спокойствия, с которым дышат спящие. А в мою голову лезли тяжелые мысли, одна мрачнее другой. Что будет дальше? Сейчас мы счастливы, но что случится завтра? Через неделю, месяц? Рано или поздно мы расстанемся. Навсегда. Вечная Душа получит новое тело, и это будет конец.
Я не хочу терять Настю, я просто не могу вообразить себе ее отсутствие. Как так — ее нет, а мир есть, я есть, и все живет-дышит-существует?
Что чувствует она сама, когда думает о том, что кто-то другой будет смотреть ее глазами, дышать ее легкими, а она... Что с ней произойдет? Это будет настоящая смерть, или все-таки она останется где-то в уголке когда-то всецело принадлежащего ей сознания?
От таких мыслей веяло вымораживающим холодом.
Я бессильна... Я в любом случае бессильна... Помню, как сказала что-то подобное Настя, когда мы узнали об ошейнике Феликса и подлости Стольфа. Тогда я не понимала горячности, с которой говорила Кольчукова, но теперь все ясно. Ей самой свободы не дали — свободы выбрать хотя бы между жизнью и смертью.
Неожиданно Серебряная свеча, с которой я не расставалась нигде — даже в ванную с собой таскала — ощутимо нагрелась, почти обжигая кожу моего плеча, куда сбилась из-за того, что я лежала на боку.
Раньше такого не было. Я взяла фигурку, намереваясь переложить ее так, чтобы не соприкасалась с телом, но...
Я стояла на кромке прибоя, передо мной бушевало море. Небо над головой было мрачным, беспросветным, не ровная серость, как над "Аниором", но предгрозовая мгла. Растрепывая мои волосы, дул сильный ветер, заставляющий волны с яростью бросаться на берег. Иногда холодная вода захлестывала мои ступни.
Вокруг никого не было, и даже своих следов на песке я не могла обнаружить, словно возникла здесь из ниоткуда — а, впрочем, так оно и было.
В нескольких шагах от меня на мокрый песок выбросило медузу размером с блюдце — комок полупрозрачного желе, изорванный, истерзанный стихией и уж точно не живой.
— Не оглядывайся, — послышался сзади тихий голос, еле уловимый в реве ветра и плеске воды. Голос был скорее женский, чем мужской, у меня почему-то возникло ощущение, что говорившая не была человеком.
— Я — одна из частей целого, но это целое уже никогда не соберется. Я в хороших руках, мне с тобой повезло, — послышался смешок. — У моей Золотой сестры дела тоже пошли на лад, она нашла себе неплохого хозяина... Мальчишку. С молодыми легче, вас можно подогнать под себя... В той же мере, что вы подгоняете нас. А вот моя Погасшая подруга в этом плане неудачлива. Ее нынешняя повелительница — идиотка, жадная идиотка, что хуже всего. Желающая всего лишь денег и власти, но побольше, побольше, и это раздражает.
Голос замолк, словно раздумывая, что сказать.
— Чего ты хочешь от меня? — я почти не удивилась. Некоторые артефакты разговаривают со своими хозяевами, так было написано в какой-то давным-давно мной прочитанной книге...
— Отбери Погасшую. Найди мага, который достоин ее дара, который не станет использовать его одним и тем же способом, с упрямством осла игнорируя прочие возможности.
— Как отобрать? У кого?
— Можешь украсть или взять силой... Хотя это не твой случай. А у кого — спроси у Жертвы.
— Что за Жертва?
— Юная вампирша, которая спит рядом с тобой. Скажешь, ей не подходит такое прозвище?
— Не скажу.
Серебряная свеча снова затихла и после долгой паузы произнесла:
— Я еще вернусь. А сейчас... Не хочешь полюбоваться на то, что видит во сне Жертва?
— Так это была ты... — сообразила я запоздало. — Зачем ты меняла местами наши сновидения?
— Из-за любопытства. Вы, люди, так дорожите раз и навсегда установленным порядком, что когда он нарушается, даже в мелочах, начинаете странно себя вести...
И тут чувство чужого присутствия исчезло. И море успокоилось, и разошлись тучи.
Я обернулась. Конечно, там уже никого не было.
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 13, домашняя
Глава 13, домашняя
— Сука! Сука! Су-ука!
Багиру трясло. Она сидела на полу в кухне — на холодной керамической плитке с дурацкими узорчиками-цветочками — и сходила с ума, то плача, то смеясь, то сотрясая воздух проклятиями и ругательствами. Обломки мобильника, разбитого в приступе отчаянной ярости о стену и дотоптанного ногами, валялись в паре метров от девушки. Примерно в таком же состоянии находились сейчас ее чувства.
Она собственноручно разрушила кропотливо выстроенное непрочное сооружение из песка. Где сейчас ее бывший жених? В замке его не было — она сначала позвонила туда, втайне надеясь, что Стольф просто вернулся домой: все-таки владения семьи Костенко были недоступны даже для КИС — в течение какого-то времени.
Багира боялась предположить, куда могло занести ее опьяненного свободой (и не только, судя по недавнему разговору) возлюбленного. Ладно, по крайней мере, он жив... если можно так сказать о вампире.
Она встала, цепляясь за стол, и побрела в ванную, пошатываясь и еще по инерции всхлипывая. По зеркалу показывали фильм ужасов, главная и единственная роль в котором была отведена Багире — растрепанной, с размазавшейся по всему покрасневшему от слез лицу косметикой.
Умывание частично решило проблему. Экс-Египтянка выпрямила спину, собрала волосы в хвост и прошествовала в комнату. На двуспальную кровать было тошно и больно смотреть.
Багира повернулась к ней спиной и открыла верхний ящик стоявшего у стены комода — там, скрытая двойным дном, хранилась фотография — обыкновенная, глянцевая, немного помявшаяся, как ни берегла ее бывшая Египтянка.
На этой фотографии были запечатлены улыбающиеся девушка и девочка на фоне вспенившегося волнами моря. Багира с сестрой.
Эта карточка была ее своеобразным талисманом. Когда девушке было совсем плохо, это успокаивало ее и напоминало, что ей еще есть ради чего жить — необходимо было отомстить всем виновникам смерти сестры. Но сейчас Багира только сглотнула комок в горле — она не строила иллюзий и прекрасно понимала, что теперь, когда ее не признает Золотая свеча, шансы завершить расправу над преподавательским составом стали не просто нулевыми — отрицательными.
— А куда я дела свечу? — пробормотала она, откладывая фотографию на комод.
Через несколько минут лихорадочных поисков Багира по-настоящему испугалась. Артефакта не было нигде. Через полчаса она окончательно в этом убедилась.
— Кто из этих двух прихватил с собой свечу? — увы, обстановка квартиры не спешила с ответом, и Багира, обессиленная и уставшая, опустилась на кровать. Ей страшно было представить последствия использования артефакта Стольфом или Феликсом... Феликсом — в особенности.
Внезапно по квартире разнеслась трель дверного звонка.
Багира открыла, не вставая с кровати — магические замки легко отпирались дистанционно.
По ламинату коридора процокали каблуки-шпильки, и в комнату вошла Ирен.
— Ну, как, успоко... О-о... Что с тобой? Ты кого-то похоронила? Хм... И сделала пластическую операцию?
— Я смыла макияж. Я потеряла любимого. Я посеяла свечу.
— Прям даже не знаю, что из этого откомментировать первым, — покачала головой Ирен, присаживаясь рядом и обнимая за плечи мрачную Багиру. — А вообще — забей. Единственное из этого списка, что заслуживает сожаления — то, что ты смыла макияж.
— Я так хреново без него выгляжу? — апатично осведомилась бывшая Египтянка.
— Да нет... Следовательно, жалеть совсем не о чем! От артефактов одни проблемы. А Стольф был козел...
Багира влепила ей звонкую пощечину, вырываясь из навязчивых объятий.
— За что, можно поинтересоваться? — Ирен поморщилась и приложила ладонь к пострадавшей щеке.
— Тебе не понять, что я чувствую. Я не могу без Стольфа! Я живу только рядом с ним, а все остальное время тянется для меня мучительно медленно, каждый день — за годы. Когда он с кем-то другим, я жажду крови этого другого. Я впитываю в себя каждый момент, когда мы со Стольфом вместе, чтобы потом, в этом тупом сером одиночестве, жить воспоминаниями. Если он потребует умереть за него — даже не подумаю ослушаться, а за одну его улыбку я готова стереть с лица земли хоть полмегаполиса. Я сделаю что угодно за его похвалу, а если он признается, что я ему нужна, я разнесу мир в клочья — если он пожелает, конечно... Убью кого угодно за право быть рядом...
— Сотру, разнесу, убью. Клиника. А что насчет созидательных мотивов?
— Что угодно, все, что он пожелает... Сад на месте пустыни, солнечный свет взамен радиации, дворец на месте шалаша. Я рожу ему детей — сколько захочет, живых или вампиров — все равно. Я не могу без него!
— А он без тебя — может.
Багира закрыла лицо руками.
— Не знаю, что на меня нашло... Мы поругались, я посмела его обвинить, и он ушел... Что дернуло меня за язык? Почему в голову пришли мысли о том, что он может быть неправ? Почему я вела себя, как стерва?!
— У тебя тогда не полностью атрофировался здравый смысл, — сказала Ирен. — Но ты не волнуйся, твое теперешнее состояние лечится.
— Любовь — лечится?!
— Это не любовь. Мания, одержимость, безумие, патология — называй как хочешь, но самое чудесное чувство во Вселенной оставь в покое, оно здесь не при чем. Тебе поможет опытный психолог.
— Убирайся, — ледяным тоном приказала Багира, отводя от лица ладони. — Ты слишком ограниченна, чтобы понять меня.
— Угу-угу, ограниченна. А тебя переклинило и зациклило. Такой "любовью" убивают.
— У-би-рай-ся.
— Тебя ломает — твой вампир стал для тебя наркотиком.
— Он не мой, — с усталой досадой сказала Багира.
— Судя по тому, что я разведала о твоем Костенко, у него нет сердца. И совести нет, — словно не слыша ее, продолжила Ирен.
— Неправда. У него все есть — и сердце, и совесть... Он может любить — не умеет, но может. Я так хотела его научить... Но он решил учиться у этого маленького ублюдка.
— Шестнадцатилетнего мальчишки-оборотня по имени Феликс?
— Ты и это знаешь... — Багира нахмурилась, между ее тщательно выщипанных бровей пролегла складка. — У меня такое чувство, что ты знаешь обо мне больше, чем я сама.
— Может быть, — хмыкнула Ирен. — Ладно, хватит эксгумировать чувства, лучше поворошим былое. Расскажи-ка мне о своей сестре — какая она была?
— Она? — Багира задумалась. — Ну... Она всегда казалась слабой и беззащитной, не любила спорить, ей легче было уступить... Зачем тебе это?
— Смена темы. Опять же, едва ли ты рассказывала кому-нибудь об этой драме, а значит, тебе нужно выплеснуть все, что скопилось в душе за прошедшее время. Ведь гибель сестры не прошла для тебя бесследно, судя по тому, как ты безжалостно истребляла всех причастных к грязным тайнам "Аниора".
— Я не хочу об этом говорить. Еще не пришло время...
— Горе мое, — вздохнула Ирен, прижимая Багиру к себе. — Тебе виднее, конечно.
***
Почему в двери именно стучатся, на крайний случай (не этот) — звонят? Почему традицией стало раз за разом ударять кулаком (в особо запущенных случаях, таких, как этот, ногой) по дереву створки?
Случись поблизости психолог, он бы мне что-нибудь объяснил — мол, так устроен человек, что для него стук — самый простой способ подать сигнал а-ля "вот он я, пришел!" Но рядом не было психологов. Я вообще сидела в комнате одна, задумчиво глядя на дверь. На сколько еще хватит чернокнижниковского упорства? Уже минут пять барабанит, а я не открываю — не хочу общаться и вообще звонка от папы жду. Так что Барсов может отбить себе все конечности без пользы. Хорошо, что двери в школе прочные сами по себе да еще и заговоренные от особо настойчивых личностей, пытающихся их выбить. И замок без моего позволения не отопрется.
— А она точно там? — наконец спросила из тамбура Серафима. Разумеется, Чернокнижник без нее явиться не мог.
Запоздал вопрос — на мой взгляд, его следовало задать до того, как ломиться ко мне...
— Я ее чувствую, — мрачно ответил Барсов. — Открой, стерва!
Я усмехнулась и потеребила висящую на шее цепочку с Серебряной свечой. Даже если он решит применить незаконные методы проникновения с последующим незаконным допросом, мне есть что ему противопоставить.
Чернокнижник простоял под дверью сто восьмой еще с четверть часа, собрав немало народу, желающего зрелищ. Зрелища были получены.
— Открой, прыщ на копчике мироздания! Не смей скрываться от меня, бронтозавр в юбке!
Поняв, что ему ничего не светит, он начал работать на публику, и та оценила. Мне же было все равно. Я держала в руке мобильный и не решалась набрать Настин номер.
Как она? Что с ней делают родственники?
Я собралась с духом и нажала вызов. И неожиданно Настя ответила сразу — словно телефон был у нее уже в руках на момент моего звонка.
— Рита, они разрешают мне перебраться в мою квартиру. Эти психи выкупили соседскую жилплощадь и планируют поселить туда охрану. Ну, и у меня тоже будет кто-нибудь тусоваться... Но это неважно. Главное — мы наконец-то сможем быть вместе!
Я ощутила, как расползается по венам облегчение. Люди, у которых все плохо, таким жизнерадостным тоном не говорят.
— Здорово, — я улыбнулась, зная, что она это почувствует. — Неужели Ольские так просто согласились выпустить тебя из поместья? Оно ведь охраняется значительно лучше...
— Не говори. Поместье — это крепость, в одном сарае я даже обнаружила пушки! Однако после того как я чисто случайно едва не разнесла там все к чертовой матери, родственнички пересмотрели свое решение. В общем, выдвигайся в город, когда сможешь, я сейчас туда направляюсь, прямо-таки стою у портала под укоризненными взорами телохранителей. У вокзала тебя будет ждать машина — синяя, может, ты помнишь, мы на ней уже ездили на прошлых каникулах.
— Скоро буду, — пообещала я, прижимая трубку к уху плечом и вытаскивая из-под кровати чемодан.
На то, чтобы собраться, покинуть "Аниор" и доехать от автотелепортвокзала до Настиного дома, у меня ушло полтора часа — своеобразный рекорд, хотя переход, на мой взгляд, получился резковатым. После белых мягких сугробов во дворе школы слякоть под ногами и грязно-серый снег на обочинах дорог были непривычны. Зато здесь было солнце. Как я соскучилась по нему, кто бы мог подумать...
В подъезде на лестничной площадке между первым и вторым этажами дежурили два суровых субъекта, проводивших меня подозрительными взглядами.
Прежде чем впустить, меня долго разглядывали в глазок.
Дверь мне открыл немолодой мужчина. Он цепко оглядел меня с головы до ног, и мне показалось, что он видит меня насквозь, как рентген. Потом мужчина был немного отодвинут в сторону, и Настя кивнула мне из-за его плеча:
— Не стой на пороге, проходи... Александр Михайлович, да подвиньтесь же вы!
— Это может быть замаскированная преступница.
— Вы меня своей бдительностью уже за... за... за... заец! — неожиданно завершила фразу изящным эвфемизмом Настя.
— У нее с собой артефакт.
— Я, блин, в курсе!
— Вы слишком легкомысленны, — пожурил ее Александр Михайлович.
— Это моя фишка! Сдвиньтесь!
— Я должен...
Не дослушав, Настя с силой толкнула его к стене. Едва ли такое хрупкое создание как она смогло бы сдвинуть с места весящего раза в два больше мужчину, однако вампирские способности позволяли и не такое.
— Это моя девушка. А вы параноик, — хмуро сказала она.
Александр ничего не ответил, зато извлек из кобуры на поясе пистолет и прицелился в меня.
— Сдаюсь, — нервно улыбнулась я, поднимая руки. Чемодан, чью ручку мне пришлось отпустить, немедленно рухнул, и это стало кульминацией, за которой последовало снижение напряженности обстановки — оружие было убрано, и Александр молча помог мне внести багаж.
Первое, что бросилось мне в глаза — перекрашенные в белый потолки; второе — висящие на стене часы. Вспомнилось утверждение Насти, что в ее обиталище нет часов, потому что они слишком громко тикают... Наверное, это ее больше не пугает.
А потом, случайно скользнув взглядом по темному даже сейчас, днем, углу, я вдруг вспомнила то, что мы там видели, и мне стало не по себе, правда, всего на несколько секунд. Подумаешь, что оно может сделать боевым магам, отряженным в Настину охрану? Да и мы сами далеко не беспомощны.
На кухне опять не было сковородок — целых, по крайней мере.
— Что ты с ними делаешь? — только покачала головой я.
— Ту, которая у меня была, я сегодня разбила, — развела руками Настя.
— Каким образом?!
— Уронила на кафель, — она смущенно улыбнулась, и я поймала себя на мысли, что Александр Михайлович с напарницей сейчас явно лишние в квартире.
Настя шагнула ко мне, я обняла ее за талию и легко прикоснулась своими губами к ее. Она подалась навстречу, превращая это в настоящий поцелуй, с языком.
Я ее хотела. Но, как чаще всего и случается, желания и реальность были не в силах совпасть.
— Кхм, извините, — вежливо кашлянули с порога.
Мы синхронно обернулись к стоявшей там девушке-напарнице Александра Михайловича.
— Где нам с боссом ложиться на ночь?
— Да хоть на потолке, — раздраженно ответила Настя. — Если вы с боссом там удержитесь. На балконе есть раскладушка, одна, правда. Все, закройте дверь с той стороны.
Девушка кивнула и повиновалась. Настя повернулась ко мне.
— Как насчет того, чтобы уступить им маленькую комнату? А то с них станется демонстративно улечься в коридоре, перегородив своими тушками стратегически важные маршруты... Эй, почему ты так смотришь?
— У тебя глаза красные, — сообщила я.
— А... Ну да. Я сама не сразу заметила — темные и темные, а потом пригляделась и — ёпс-тудей! Главное — не понимаю, из-за чего, у нормальных вампиров они естественных цветов!
— Зато необычно, — сказала я.
— О да...
Скрипнула, снова отворяясь, дверь — это уже явился Александр Михайлович.
— Анастасия, уточните, пожалуйста, где мы можем расположиться.
— Я вас загрызу, — пообещала она. — Отвяньте! Вы что сюда, дрыхнуть приехали? Идите в маленькую комнату и не любите мне мозги.
Он кивнул и ушел. Настя повела меня в зал, взяв за руку.
До вечера мы занимались приятным ничегонеделаньем — смотрели телевизор, в обнимку валялись на диване, разговаривая о какой-то незапоминающейся ерунде, целовались... Были вместе.
В коридоре, отделенная от нас тонкой деревянной преградой, кипела жизнь — хлопала входная дверь, до хрипоты ругались голоса, кто-то что-то ронял, кто-то передвигал мебель... Нас не трогали — вот и хорошо.
Я была счастлива практически до одурения, только беспокоил предстоящий разговор с папой... А вдруг он вообще не позвонит?
Не позвонит — его проблемы, решила я. В конце концов, в шестнадцать лет можно обходиться и без родителей.
И все-таки он позвонил. Заиграл незамысловатую бодрую песенку телефон, лежавший на журнальном столике, и я почувствовала, как тает моя новоприобретенная смелость и безразличие.
— Да?
— Рита, ты жива, слава богу, где ты была, тебя похитили? Ты сбежала из дома? Тебя пытали? Насиловали? Ты цела? Как ты себя чувствуешь? Ты больна? Тебе нужна помощь?
Я не могла вставить ни слова в этот фонтан красноречия, и потому только ждала, ощущая, как выступают на глазах слезы, когда папа выплеснет эмоции. С души словно свалился камень — ему на меня не плевать.
— Пап, со мной все в порядке. Прости, что так получилось, но я не могу сказать, где была...
— А где ты сейчас? Я уже купил билеты на самолет, утром прилечу в Москву, оттуда — к тебе.
— В родном, так сказать, городе.
— У матери?
— Хм... Нет. У... — я нахмурилась, соображая, как охарактеризовать Настю, но ничего путного в голову не пришло. Говорить "подруга" нечестно по отношению к ней, рубить с плеча "девушка" — жестоко к папе.
— Я потом расскажу, хорошо?
— Да, да... У тебя точно все в порядке? — встревоженно поинтересовался он.
— Да. А может, не стоит прилетать? У тебя же, наверное, дела, работа...
— Никакие дела не стоят семейных отношений, — серьезно ответил он, и на этом мы распрощались.
Настя, с любопытством прислушивавшаяся к беседе, спросила:
— Ну, что?
— Папа хочет лично меня увидеть, прилетит завтра...
— То есть, все нормально?
Я кивнула. Теперь я была счастлива без всяких "но".
Я повалила улыбающуюся Кольчукову на кровать и стала целовать ее сначала в губы, потом спустилась к шее.
— Эй, шея — это мой фетиш, — пробормотала Настя, кладя руки мне на талию.
Неожиданно сзади послышалось чье-то явное "Упс!"
Я слезла с Кольчуковой, которая с тихим бешенством разглядывала смущенную напарницу Александра.
— Какого ху... дожника? — спросила Настя. — Стучаться будет дядя Петя?
— Дядя Петя в соседней квартире, — рассеянно ответила выбитая из колеи девушка.
— Избавь меня от подробностей... Что надо?
— Босс сказал объяснить вам, как размещена охрана...
— Мне это глубоко фиолетово!
— Э-э... Тогда я пойду?
— Наконец-то рациональное решение, — фыркнула Настя.
Я запечатала за девушкой дверь сразу несколькими заклинаниями — черта с два теперь кто-нибудь сюда сунется.
Кольчукова выглядела безумно трогательно в большом ей на пару размеров халатике... впрочем, халатик хотелось стащить с хрупкой фигурки к чертовой матери. Я, как зачарованная, протянула руку к Насте, проводя кончиками пальцев по ее шее, ключицам и дальше вниз, нерешительно останавливаясь на завязанном под грудью поясе.
— Подожди, — Кольчукова была смущена так, что дальше некуда. — Понимаешь... Я хочу быть живой, когда мы... Нет, я не брежу! Это возможно, хоть и очень незаконно. Дед... то есть, Душа, хотят провести какой-то ритуал, чтобы я снова стала человеком, и тогда... И вообще, я боюсь... Я еще ни с кем...
Весь свой сбивчивый монолог она произнесла, не поднимая на меня глаз, и даже закончив говорить, все равно продолжила изучать взглядом пол, словно опасалась моей реакции.
— Не переживай, — я мягко обняла ее, надеясь, что это окажет успокаивающее действие. — Ты так нервничаешь, что я чувствую себя маньяком-совратителем...
— А я чувствую себя птицей Обломинго, — печально сказала она.
Стольф проснулся и понял, что лучше бы он этого не делал и впал в летаргию — голова болела адски, во рту было сухо, в мышцах чувствовалась неприятная слабость, мешавшая даже пошевелиться, — похмелье во всей его красе и величии.
Открыв глаза и тут же снова зажмурившись от яркого света, он огромным волевым усилием заставил себя сесть. Щурясь, он оглядел комнату, где находился и с тихим стоном откинулся обратно на постель — память беспощадно подсунула кадры вчерашней (сегодняшней даже) ночи.
— Блять! — Стольф наконец открыл глаза полностью и с отвращением уставился в окно, за которым ярко светило люто ненавидимое всеми вампирами солнце.
Феликса в номере не было. Куда могло занести мальчишку, Костенко не представлял.
Умывшись и кое-как придя в себя, он спустился вниз и поинтересовался у девчонки за стойкой ресепшен, не видела ли та, как Феликс выходил на улицу.
Она, к сожалению, видела.
— Спасибо, — кивнул ей Стольф и, отвернувшись, пробормотал: — Ебаный пиздец.
Искать оборотня по всему городу само по себе было бы непростой задачей, однако при свете солнца миссия становилась и вовсе невыполнимой. А до вечера Феликс мог влипнуть во что угодно. Мобильника же у него сроду не имелось.
Оставался вариант приказать мальчишке возвращаться, благо связь между хозяином и рабом позволяла это сделать даже на расстоянии, но когда Стольф представил себе, что услышит от Феликса, взбешенного приказом вдобавок к ночным событиям, ему стало ясно, что это не лучшая идея.
Ладно, когда-нибудь же мальчишка должен вернуться...
Велев девчонке оповестить его, если это произойдет, он отправился в гордо названную рестораном гостиничную столовую, располагавшуюся на цокольном этаже. Сначала он собирался выпить там кофе, но не рискнул и взял чай. В итоге, мрачно отхлебнув розовой полупрозрачной дряни из кружки с трещиной и убедившись, что жизнь — поганая штука, Стольф пошел смотреть телевизор, задавив по пути парочку тараканов, неудачно метнувшихся под ноги.
Итак, ему предстояло заглаживать вину. Как это делается? Багире достаточно было купить брюлик, но Феликс бы едва ли оценил подобный порыв, и Стольф медленно впадал в депрессию, краем глаза пересматривая "Криминальное чтиво".
А еще надо было срочно переехать из этого насекомьего прибежища... Причем куда-нибудь поближе к морю. Шутка ли — из Сочи телепортироваться в Анапу, но моря ни там, ни там не увидеть?
"А это смахивает на медовый месяц, — вдруг подумал он. — Только какой-то ебанутый".
После обеда небо заволокло тучами, и вампир получил возможность прогуляться по городу, что он и сделал. Начавшийся дождь загнал его в какую-то кафешку, по виду напоминавшую утреннюю столовую, но без тараканов — на первый взгляд. К счастью, это была магическая часть города, и за умеренную плату официантка принесла графин вовсе не с вишневым соком. И даже не с томатным.
Жизнь вроде бы налаживалась.
С неба повалил град.
— Я поспешил с оптимизмом, — фыркнул Костенко.
Влюбленная парочка за соседним столиком закончила целоваться, чем занималась на протяжении получаса, которые Стольф провел в кафе. Элегантная дама лет ста пятидесяти и ее чуть более молодой кавалер многозначительно переглянулись, и дама стала копаться ридикюле. У Стольфа появилось нехорошее предчувствие.
— Это ограбление! — ультразвуком завизжала дама, взмахивая рукой с пистолетом. Ее спутник, тоже вооруженный, не торопясь пошел в сторону кухни.
— Все вытащили кошельки! Кошельки! — надрывалась дама.
Костенко подпер рукой щеку, размышляя о том, что ему стоило поменьше смотреть "Криминальное чтиво" и что надо как-то снять проклятие Багиры.
— Кошелек! — дуло пистолета уставилось Стольфу в лоб.
— Нету.
— Я тебя пристрелю!
Пистолет был хороший. SW-109, пробивающий любую магическую защиту...
Кроме вампирской.
Стольф спокойно перехватил руку дамы, выворачивая, палец грабительницы на спусковом крючке дернулся, и раздался выстрел. Одна из висящих под потолком ламп брызнула осколками.
Конфисковав оружие, Стольф сунул его во внутренний карман куртки и, не обращая внимания на офигевшую даму, неторопливо пошел к выходу, бросив не менее офигевшим посетителям кафе:
— Валите, а то вернется второй идиот.
Шагая по улице и с тревогой глядя на небо, собиравшееся проясняться, Стольф искал во всем происходящем плюсы. Итак, обед за счет кафе — это раз. Отсутствие Багиры — два.
Он успел дойти до гостиницы прежде чем из-за туч вышло солнце.
Плюсы закончились.
Феликс еще не возвращался.
К вечеру окончательно вымотав самому себе нервы, Стольф уже решился приказать мальчишке заканчивать шляться хрен знает где, когда в дверь номера постучали.
— Там этот ваш... Пришел, — сказала горничная. — Просили передать...
Стольф кивнул и спустился вниз, на первый этаж, где узрел дивную картину: Феликс, выглядевший так, словно с неделю бомжевал по улицам курортного города, хихикал, вцепившись в рукав девчонке с ресепшен.
— Спасибо, — кивнул ей Костенко, с трудом отдирая оборотня.
— Кололся? — поинтересовался Стольф, вглядываясь в лицо мальчишки, особенно — в глаза со зрачками, расширенными настолько, что радужка казалась черной.
— Не-а.
— Не ври.
— Не вру... — с этими словами мальчишка повис у него на шее и доверительно прошептал, горячо дыша на ухо: — У тебя рога.
— Нагаллюцинируй что-нибудь пооригинальней, — посоветовал Стольф. — Жабры, к примеру. Пошли наверх.
— Я не хочу!
— А придется.
Затаскивать Феликса в номер пришлось чуть ли не силком — мальчишка вдруг вообразил, что Костенко — проводник между этим бренным миром и адом. А в мир оборотень возвращаться упорно не желал ("Пусти меня к чертям! К чертям пусти, сука!")
— Может, все же скажешь, чем закинулся? ЛСД? Экстази? Два флакона Бронхолитина?
— Че?
— Не "че", а эфедрин в сиропе от кашля... Кокаин?
— Угу, — неожиданно кивнул Феликс.
— А, ну тогда я спокоен, — сказал Стольф.
Мальчишка, сидевший на краю кровати, раскачиваясь взад-вперед и идиотически улыбаясь, вдруг посерьезнел и, вплотную придвинувшись к вампиру, деловым тоном предложил:
— Хочешь — выеби меня.
Стольф скептически посмотрел на него.
— Я не обижусь, угу, — Феликс положил ладонь на бедро Костенко.
— А за прошлую ночь ты... не злишься?
— Нет, — пожал плечами мальчишка и снова расплылся в улыбке. — А на чьи бабки я вмазывался?
— То есть, моральную компенсацию ты получил, — хмыкнул Стольф. — Вот и здорово. Иди-ка ты в душ.
— Там ад?
— И ад, и рай, и чистилище, и блекджек со шлюхами, — усмехнулся вампир. — Топай давай.
На удивление, мальчишка послушался. Мало того, судя по шуму воды, даже сообразил, зачем пришел. Правда, когда Костенко зашел его проведать, то обнаружил, что Феликс, в мокрой одежде стоя под душем, разговаривает с пустотой, убеждая ту принять иудаизм.
— Разденься, и она тебя послушается, — посоветовал Стольф, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
— Это не она, это он, — буркнул мальчишка.
— Хоть оно.
— Это мудоебище того не стоит, — заявил Феликс, намереваясь выйти.
Костенко не позволил, справедливо полагая, что, расхаживая в мокрой одежде, оборотень может простудиться.
— Пусти меня, там кактусы!
Стольфу пришлось попотеть, чтобы заставить мальчишку стянуть с себя мокрые шмотки (особенно тяжелым вышло сражение за кроссовки), включить теплую воду вместо ледяной, в которой обдолбанное создание плескалось до этого и, наконец, завернуть оборотня в махровый халатик на манер смирительной рубашки.
Сам вымокший до нитки, вампир развесил собственные вещи на полотенцесушителе и мрачно подумал о том, как, наверное, шокирует тех, кто окажется в коридоре, голый мужик, дефилирующий мимо них в соседнюю комнату.
"Ну и хрен, значит, заночую здесь".
Феликс, уложенный на кровать поверх одеяла, никуда не делся, чего Стольф опасался. Все же обмотанные вокруг пояса рукава халата ограничивали подвижность не полностью.
— И если ты вдруг проткнешь вилкой глаз, он умрет, несомненно, с тобой! — вдруг сказал оборотень и пожаловался: — У меня руки затекли.
— Не ври, они бы не успели.
— А я свечку нашел!
— Какую, к чертям, свечку? — устало поинтересовался притомившийся Стольф.
— Золоту-ую...
У Костенко появилось нехорошее предчувствие.
— Артефакт, — уточнил Феликс и "добил": — Она меня признала, прикинь!
Стольфу поплохело. Тем более, что на прикроватной тумбочке он увидел беспечно брошенное там подозрительно знакомое украшение на порванной цепочке...
— Мне лежать неудобно...
Костенко подумал, что обижать детей, пусть и обдолбанных, нехорошо, и внял просьбам.
— Где ты взял свечу?
Мальчишка, свернувшийся клубком под одеялом, не ответил.
— Где? — Стольф потряс оборотня за плечо.
— Иди нахуй, — тот попытался перехватить его руку своей, но с глазомером у него было что-то не то в не меньшей степени, чем с мозгами.
— Стоп, это еще что? — кожа на костяшках руки Феликса была содрана, словно он долго и остервенело кого-то бил. — Ты дрался?
— Иди нахуй...
***
Едва ли ванная в Настиной квартире была рассчитана на то, чтобы заходить туда вдвоем и раздеваться, толкаясь локтями и дико смущаясь.
Искупаться вместе — это была Настина идея. Очень привлекательная, на первый взгляд, но на итоговый — несколько сложноватая в исполнении. Мы стеснялись. Хотя, казалось бы, что нового можно было увидеть... Как в принципе, так и в частности — все увидено еще в "Аниоре", украдкой, когда кто-то из нас переодевался, другая нет-нет, а задерживала любопытствующий взгляд на чужом теле. За себя я могла говорить с уверенностью, да и пару раз замечала, как косилась на меня Настя... Но одно дело — тогда, и совсем другое — сейчас, когда в комнатке и отступить-то некуда — шесть квадратных метров, половина из которых пришлась на ванну.
Кольчукова была прямо передо мной, можно было пересчитать все косточки под ее бледной кожей.
Как же хорошо не уметь краснеть... Настя, вон, уже пунцовая, и глаза поблескивают полуиспуганно-полузаинтересованно.
Обнимать ее за талию, прижимаясь кожей к коже — непередаваемое ощущение.
Она сама потянулась к моим губам, и влажный горячий поцелуй выбил нас обеих из реальности так, что вода, почти заполнившая ванну, но продолжавшая течь из крана, грозила затопить соседей снизу.
Я этого не допустила.
Мы опустились в теплую воду друг напротив друга, соприкасаясь коленями. Настя вылила полфлакона пены для ванн, что позволило добиться впечатляющего результата.
— Кажется, ты перестаралась, — усмехнулась я, созерцая белые пузыристые айсберги, величаво дрейфующие вокруг.
— Много — не мало, — Настя очаровательно улыбнулась, подаваясь вперед и садясь мне на бедра.
Все же тонка грань между сексом и не сексом у девушек...
Я скользнула рукой по ее скользкой от мыла шее, вниз, под воду — через левую грудь, по впалому животу, закрыла глаза, запечатлевая в памяти эти изучающие прикосновения. Кольчукова молчала, не останавливая меня, слышно было только ее прерывистое дыхание.
Потом она несмело убрала мокрые волосы с моих плеч и оставила руки там, не убирая.
И тут, повинуясь вселенскому закону подлости, отключили свет. Свое возмущение мы выразили хором, сказав одно и то же эмоциционально емкое слово:
— Блять!
Я редко ругаюсь матом, почти никогда, но сейчас само сорвалось с языка. Слишком уж глупой оказалась ситуация, слишком уж обломистой.
К черту. В конце концов, отсутствие зрительных образов замечательно усиливает тактильную чувствительность.
Настя, наверное, тоже так считала, судя по тому, что не стала с меня слезать. Я ощутила, как ее пальцы скользнули по моему лицу: переносица, крылья носа, "треугольник смерти" над верхней губой, губы... Обняв меня за шею, она прижалась своим лбом к моему, и мы замерли так в медленно остывающей воде. И я никак не могла определить, где заканчивается мое "я" и начинается "она". Мы были единым целым, двумя чудом нашедшими друг друга половинками в этом чокнутом, вечно куда-то бегущем мире. Пожалуй, это и есть единственное чудо, которое может произойти с людьми, все остальное слишком мелко.
— Я люблю тебя, — раздался тихий, но четко различимый шепот.
— И я тебя тоже.
Быть героиней любовного романа значительно приятнее, чем, к примеру, сражаться с зомби в боевике или бороздить просторы холодного космоса. Люди хотят тепла, и потому никогда не закончатся мелодрамы.
В дверь постучали — господи, зачем, за что, почему? Проваливайте, чертовы статисты!
— Девочки, с вами все в порядке? — обеспокоенно поинтересовался Александр Михайлович.
— Нет, нас сожрали акулы! Не мелите чепуху и идите спать, раз уж свет все равно отключили! — рявкнула Настя, испытывавшая то же, что и я.
— Анастасия, у вас есть свечи?
— Ей-черту, я ему голову кухонным ножом отрежу! И выпью кровь! — вполголоса сказала Кольчукова и громко ответила страждущему общения:
— Без меня вы их хрен найдете. Не вздумайте шариться по ящикам!
— А когда вы выйдете?
— Мы выйдем тогда, когда выйдем! Можно подумать, вы не маги, и не умеете разрешать проблемы волшебством!
Послышались шаги — Александр ушел, но романтика уже была убита и воскрешению не подлежала.
Вытащив из ванны пробку и наскоро ополоснувшись, мы оделись при магическом свете и, пустив сияющие искры лететь вперед, вышли из сумрака... В сумрак же, но коридорный.
— Скажи, тебе тоже вспомнилась та тварь? — спросила Настя, нервно вглядываясь в углы.
— Едва ли она сможет нам повредить, — я взяла ее за руку и повела в зал. А там, застигнутые врасплох, приостановили раскопки в шкафах Александр с напарницей.
— Боги! Неужели я настолько много прошу? Всего-навсего вменяемых охранников, не страдающих глухотой и идиотизмом! — с тоской сказала Настя. — Проваливайте!
Мы повалились на постель в обнимку и честно попытались заснуть. Однако дыхание Кольчуковой не спешило выравниваться до того спокойствия, с которым дышат спящие. А в мою голову лезли тяжелые мысли, одна мрачнее другой. Что будет дальше? Сейчас мы счастливы, но что случится завтра? Через неделю, месяц? Рано или поздно мы расстанемся. Навсегда. Вечная Душа получит новое тело, и это будет конец.
Я не хочу терять Настю, я просто не могу вообразить себе ее отсутствие. Как так — ее нет, а мир есть, я есть, и все живет-дышит-существует?
Что чувствует она сама, когда думает о том, что кто-то другой будет смотреть ее глазами, дышать ее легкими, а она... Что с ней произойдет? Это будет настоящая смерть, или все-таки она останется где-то в уголке когда-то всецело принадлежащего ей сознания?
От таких мыслей веяло вымораживающим холодом.
Я бессильна... Я в любом случае бессильна... Помню, как сказала что-то подобное Настя, когда мы узнали об ошейнике Феликса и подлости Стольфа. Тогда я не понимала горячности, с которой говорила Кольчукова, но теперь все ясно. Ей самой свободы не дали — свободы выбрать хотя бы между жизнью и смертью.
Неожиданно Серебряная свеча, с которой я не расставалась нигде — даже в ванную с собой таскала — ощутимо нагрелась, почти обжигая кожу моего плеча, куда сбилась из-за того, что я лежала на боку.
Раньше такого не было. Я взяла фигурку, намереваясь переложить ее так, чтобы не соприкасалась с телом, но...
Я стояла на кромке прибоя, передо мной бушевало море. Небо над головой было мрачным, беспросветным, не ровная серость, как над "Аниором", но предгрозовая мгла. Растрепывая мои волосы, дул сильный ветер, заставляющий волны с яростью бросаться на берег. Иногда холодная вода захлестывала мои ступни.
Вокруг никого не было, и даже своих следов на песке я не могла обнаружить, словно возникла здесь из ниоткуда — а, впрочем, так оно и было.
В нескольких шагах от меня на мокрый песок выбросило медузу размером с блюдце — комок полупрозрачного желе, изорванный, истерзанный стихией и уж точно не живой.
— Не оглядывайся, — послышался сзади тихий голос, еле уловимый в реве ветра и плеске воды. Голос был скорее женский, чем мужской, у меня почему-то возникло ощущение, что говорившая не была человеком.
— Я — одна из частей целого, но это целое уже никогда не соберется. Я в хороших руках, мне с тобой повезло, — послышался смешок. — У моей Золотой сестры дела тоже пошли на лад, она нашла себе неплохого хозяина... Мальчишку. С молодыми легче, вас можно подогнать под себя... В той же мере, что вы подгоняете нас. А вот моя Погасшая подруга в этом плане неудачлива. Ее нынешняя повелительница — идиотка, жадная идиотка, что хуже всего. Желающая всего лишь денег и власти, но побольше, побольше, и это раздражает.
Голос замолк, словно раздумывая, что сказать.
— Чего ты хочешь от меня? — я почти не удивилась. Некоторые артефакты разговаривают со своими хозяевами, так было написано в какой-то давным-давно мной прочитанной книге...
— Отбери Погасшую. Найди мага, который достоин ее дара, который не станет использовать его одним и тем же способом, с упрямством осла игнорируя прочие возможности.
— Как отобрать? У кого?
— Можешь украсть или взять силой... Хотя это не твой случай. А у кого — спроси у Жертвы.
— Что за Жертва?
— Юная вампирша, которая спит рядом с тобой. Скажешь, ей не подходит такое прозвище?
— Не скажу.
Серебряная свеча снова затихла и после долгой паузы произнесла:
— Я еще вернусь. А сейчас... Не хочешь полюбоваться на то, что видит во сне Жертва?
— Так это была ты... — сообразила я запоздало. — Зачем ты меняла местами наши сновидения?
— Из-за любопытства. Вы, люди, так дорожите раз и навсегда установленным порядком, что когда он нарушается, даже в мелочах, начинаете странно себя вести...
И тут чувство чужого присутствия исчезло. И море успокоилось, и разошлись тучи.
Я обернулась. Конечно, там уже никого не было.
@темы: Ориджиналы, "Мгла", Древности, Творчество