танцую туда, где кормят и гладят
Автор: Meskenet
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 6, семейная
Глава 6, семейная
В тренажерном зале фитнес-центра "Мускулистый купец" сегодня было немного посетителей, впрочем, там вообще редко наблюдался аншлаг.
Стольф уныло поднял штангу, опустил штангу, отстал от бедной штанги и мрачно пошел на выход. Ходить в тренажерку он не любил и раньше, но в последние полгода и вовсе возненавидел. Однако это было одно из немногих мест, в которые его отпускали Багира с матерью, и потому он сбегал сюда, когда сидеть взаперти становилось невыносимо.
Стольф давно бы смотался восвояси из ставшего тюрьмой родового гнезда, и удерживало его лишь одно обстоятельство: Стелла. В нынешнем качестве она вызывала у него симпатию, потому что совсем не напоминала то, что было "до"...
Зазвонил мобильный, на дисплее которого высветилось "Maman". Стольф поморщился, но ответил — мать нечасто беспокоила его по телефону, обычно предпочитая разговаривать, когда он был в замке.
— Что надо?
— Это вот так ты отвечаешь матери, — вздохнула София Костенко. — Ладно, я звонила не затем, чтобы тебя отчитывать. Телепортируй в замок, у Стеллы есть к тебе просьба.
На этом мать отключилась. Стольф задумался, прикидывая, зачем понадобился сестре, а потом махнул на это рукой и перенесся в замок, к себе в комнату, надеясь там помедитировать в одиночестве, однако его надежды не оправдались: в своей отшельнической обители он обнаружил женсовет из матери, Багиры и Стеллы.
— Стольф, — несмело обратилась к брату последняя, — я собираюсь пригласить одноклассниц на каникулы, и... ну, ты... Феликс...
— Она хотела сказать, что ты должен прекратить зажимать его по всем углам, — поджав губы, расшифровала мать. — Хотя бы на то время, пока у нас будут гости. Нужно поскорее тебя женить, и прекратить все это раз и навсегда...
Багира согласно кивнула, Стелла покраснела и опустила глаза.
Стольф кивнул и поинтересовался:
— У вас все?
— Да, — хором ответили София и Стелла.
— Не совсем, — хищно усмехнулась Багира.
С тоской проводив взглядом родственниц, Стольф мысленно пожелал себе удачи и шагнул навстречу Багире, надвигавшейся на него, покачивая бедрами.
***
Четвертные контрольные — это ужасно. Даже если вызубрить наизусть учебник, найдется вопрос, прочитав который, почувствуешь себя глупой молекулой. Одно радует — скоро они пройдут, и можно будет отдохнуть от учебы на каникулах. Как же меня раздражают теоретические предметы! А вот практикой я просто заболела — наверное, просто вошла во вкус... Так или иначе, в этой четверти я выходила отличницей, даже независимо от итоговых контрольных, беспокоиться не о чем.
Но в жизни не может быть все гладко. Меня очень волновало неожиданное исчезновение Ишалес — где она сейчас? Может, конечно, оно и к лучшему, что она не появляется в "Аниоре", но мне как-то не по себе.
Наверное, Настя не будет против, если я поеду к родителям — в последний раз я видела их весной. Соскучилась дико... А каково было им, когда я неожиданно пропала? Подумать страшно.
Я поставила последнюю цифру в тесте по истории — наугад, потому что идей насчет того, какую магию предпочитали половцы, у меня не было.
Настин листок буквально плавал в корректоре. Она не была уверена, кажется, ни в одном из ответов. Я предложила помощь, и Кольчукова очень обрадовалась. Просить меня сама она стеснялась — почему, спрашивается?
Этот тест был предпоследним из всех. Завтра нам предстояла контрольная по волхвованию — пожалуй, самое худшее из всего.
На следующий день после смерти Варвары Никита и Антон ушли из "Аниора", и волхвование снова стал вести поправившийся Лихобор Лютоборович. Убийство внучки повлияло на него очень сильно — я бы сказала, что он постарел лет на тридцать, стал часто впадать в задумчивость, выглядел усталым и угрюмым. Для нас в этом ничего хорошего не было... То есть, в этом вообще не было положительных аспектов, но конкретно для первоклассников переживания Лихобора обернулись резким повышением уровня сложности заданий. И еще он стал гораздо строже...
Едва мы вернулись из Главной башни, Настя обложилась учебниками по волхвованию чуть ли не за все годы обучения.
— Зачем тебе это? — удивилась я. Все же Лихобор не был таким зверем, чтобы требовать от учеников невозможное и спрашивать с нас программу следующих классов.
— Да, ты права, низачем, — согласилась Настя. — Но они значительно интереснее нашей унылой книжки... Забери их у меня!
Я покачала головой, но просьбу выполнила.
Кстати, а ведь Кольчукова ни разу мне ничего не приказывала, хотя запросто могла бы...
Я тоже села повторять пройденные параграфы.
— Я ничего не знаю, — обреченно произнесла Настя, захлопывая учебник и запихивая его ногой под кровать.
— Я тоже, — откликнулась я. В самом деле, ничего не помню из того, что учила совсем недавно... Обычное дело перед контрольной. Надеюсь, во время нее я смогу хоть как-то мобилизовать силы и знания.
— Не выдумывай, — категорично сказала Настя. — Ты — лучшая ученица класса, да и всей параллели.
— Разве?
— Ты что, не знала? — Кольчукова рассмеялась. — Ну ты даешь...
Я промолчала, обрабатывая информацию, и пришла к выводу, что Настя, скорее всего, права. И что мне от этого не легче — я все равно ничего не знаю.
Но страхи оказались напрасны, и контрольную я написала на "пять", да еще и решила Настин вариант почти полностью. Теперь каникулы были так близко, что даже не верилось.
Сегодня был последний день первой четверти. Я действительно вышла отличницей. У Насти было две тройки, куча четверок и несколько пятерок — не такой уж плохой результат, если учесть, что она практически ничего не учила.
На мою робкую просьбу насчет родителей Настя ответила однозначным "езжай", и вечером, пройдя сквозь порталы на вокзал, мы с ней торжественно распрощались до новой четверти.
— Звони, если что, — сказала Настя и неожиданно обняла меня — всего на пару секунд, потом отстранилась.
— Пока.
— Пока, — кивнула я, немного удивленная таким явным проявлением чувств.
Я вышла из здания вокзала и огляделась в поисках вызванного такси.
По дороге домой я несколько раз звонила на домашний телефон, но там было занято. Мне постепенно становилось страшновато — как меня примут дома? Я пропала из жизни семьи почти на полгода... Что я могу им сказать по этому поводу? Правда не годится — они-то были уверены, что отправили меня в интернат для одаренных детей... Нет, так оно и есть, по сути, но рассказать им о рабстве... Хорошо еще, что татуировку на шее видят только маги. Ладно, выкручусь.
Мы приехали. Я расплатилась с водителем и ступила на асфальт родного двора. На мгновение показалось, что я сейчас заплачу — думала ведь, что уже и не вернусь сюда, но я здесь, возле дома, в котором прошло все мое детство.
Дом, где жила моя семья, был самой обыкновенной блочной девятиэтажкой.
Я набрала код на двери и шагнула в подъезд, в котором воняло сигаретами и котами. Да, отвыкла я от такого...
Лифт, насколько мне помнилось, был загажен еще сильнее, поэтому я предпочла подняться пешком на седьмой этаж. Перед такой родной металлической дверью, выкрашенной в темно-синий цвет, я замерла, не решаясь надавить на кнопку звонка. Сердце забилось часто-часто.
Я набралась решимости и позвонила. Открыли мне почти сразу, и я непонимающе уставилась на незнакомого мужчину в растянутой майке и трусах-семейниках. Кто это?!
— Тебе кого? — недовольно спросил мужчина. Он был некрасив — пивной живот, небритость, далеко выходящая за рамки элегантной, маленькие глазки, лысина... Только запаха перегара не хватает для завершения образа классического алкоголика.
— Евсеевы здесь живут? — спросила я, ожидая услышать "нет". Что ж, родители вполне могли переехать, ничего страшного...
— Так тебе Ольку? — нелюбезно осведомился он, и сердце мое забилось еще лихорадочней. Ольгой звали мою маму...
— Д-да, — заикнулась я, все еще лелея надежду на прояснение ситуации.
— О-олька! — заорал неприятный субъект вглубь квартиры. На зов быстро пришла женщина...
Мама — растрепанная, поправившаяся и словно даже постаревшая. Боже-боже-боже.
— Рита? — пораженно выдохнула она. — Заходи, что же ты стоишь?
— Ты ее знаешь? — сурово поинтересовался субъект.
— Это моя дочь!
— А, та, загулявшая, — махнул рукой этот тип.
Я снова чуть не заплакала — от обиды и непонимания — что же тут произошло за время моего отсутствия? И куда делся папа?
— Мама, где папа? — тихо спросила я, заходя в прихожую. В глаза бросились новые обои — дешевые, бумажные, раньше мы бы такие ни за что не наклеили...
— Ушел. К любовнице, — неожиданно резко ответила мать. — ехал с ней в Америку, бросил меня. Если бы не Костя, я бы, наверное, вообще от голода умерла!
Скажите мне, что это неправда, скажите, успокойте...
Ну да.
Значит, этого неприятного типа зовут Костя.
— Это че, она у нас жить будет? — он поковырял в носу.
— Рита, тебе больше некуда пойти? — жалобно спросила мама, избегая моего взгляда.
Меня гонят? Из дома?
— Ты же где-то жила все это время... Тебя обратно не примут?
Примут, мама, примут, но сохранить там рассудок я не смогу.
— Да ладно, нехай перекантуется пару дней, — внезапно проявил великодушие Костя.
— Спасибо, — сказала я, изо всех сил стараясь не показать своего настоящего отношения к происходящему, и побрела в когда-то бывшую моей комнату, опустошенная и до глубины души пораженная.
Как же так... Почему ушел папа? Как этот... Костя... вообще привлек внимание мамы?
Моей комнаты перемены тоже коснулись, хоть и не очень радикально. Однако детская кроватка возлелевой стены, где раньше стоял письменный стол, меня насторожила. Если есть кроватка, есть и ребенок. Или же он только в планах?
Тут я вспомнила, что мама была одета в свободный халат с поясом, завязывающимся под грудью. Живот был не слишком заметен на фоне общей полноты, вот тогда я и не обратила на него должного внимания. Итак, мама беременна, причем срок довольно большой — месяцев шесть-семь...
Шесть-семь? Получается, ребенок был зачат где-то сразу после весенних каникул, которые я провела дома... Неужели мама изменяла папе? Прекрасно. А он укатил в Америку с любовницей. Их брак трещал по швам, а я ничего не замечала, поглощенная своими проблемами с магией. А теперь уже поздно...
А вдобавок к этому у меня еще один немаловажный вопрос — куда податься? Пожалуй, зря я не осталась в "Аниоре" на каникулах. Но кто же знал, как все обернется.
Я поставила чемодан возле кроватки, сняла куртку и запоздало поняла, что мне даже не сказали разуться в прихожей. Раньше мама бы убила за хождение по квартире в ботинках...
Я легла на кровать боком и свернулась в клубок, подтянув ноги к груди. Я часто так делала в детстве, когда мне было грустно или обидно. Надо же, вспомнилось.
До вечера ко мне никто не заходил, словно они забыли о моем существовании. А часов в семь дверь приоткрылась, и в комнату заглянула мама:
— Будешь есть?
Я кивнула, побоявшись, что если начну говорить, то у меня будет срываться голос.
Трапеза вышла очень унылой, изменилась атмосфера за столом. Не было разговоров, только один раз Костя недовольно заявил, что рыба пересолена. На мой взгляд, несправедливо.
Молча и угрюмо я отправилась обратно к себе.
Утром, за завтраком, Костя сказал следующее:
— Надо бы Ритке где-то работать. Или пусть уматывает!
Мать не возразила. Робкая, бледная, забитая... Я ее не узнавала.
— Пойдешь к нам на автомойку машины мыть, — заявил Костя. — Завтра и начнешь, у меня сегодня выходной, я туда не попрусь тебя устраивать.
Потом он рявкнул на маму:
— А ты че сидишь? Иди пожрать купи!
Она послушно выскользнула из-за стола. Насчет беременности я, кстати, не ошиблась...
Я снова ушла к себе в комнату, где достала книжку и постаралась отрешиться от реальности.
Сзади скрипнула дверь.
— А ты симпатичная, — сказал Костя, и я похолодела, оборачиваясь. Как нехорошо блестели у него глаза...
— Целка? — осведомился он, лишая меня всяких сомнений.
Урод...
Не на ту нарвался.
Он подошел, я села на кровати, глядя на него исподлобья.
— Будешь брыкаться — что-нибудь сломаю, — предупредил он.
Кто кому?
Он потянулся ко мне волосатыми руками, и я, резко встав, оттолкнула его, добавляя к физической силе магическую. Костя отлетел к кроватке и, ударившись головой о ее перильца, затих.
Я, обмирая от страха — а вдруг слишком сильно? — приблизилась.
Тут зазвонил мой мобильник, лежавший в сумке, заиграв модную попсовую песенку, создававшую такой диссонанс с происходящим, что больший и вообразить было сложно.
Костя не двигался. Искренне понадеявшись, что он не мертв, я достала телефон. Номер знала только Настя, так что я даже не смотрела на дисплей.
— Привет, Рита, — жизнерадостно произнесла она. — Что делаешь?
— Думаю, скорую вызвать или милицию, — честно призналась я дрожащим голосом.
— Ты что, кого-то убила? — поинтересовалась Настя.
— Н-не знаю...
— Обалдеть, что у тебя там за страсти?
Тут я заплакала, и больше членораздельных фраз от меня слышно не было.
— Так. Говори адрес, — вздохнула Настя. — Сейчас приеду — будем закапывать трупы вместе.
Услышав, где я живу, она воодушевилась:
— От меня — пять минут на машине. Жди!
Легко сказать... Сейчас Костя очнется... Или не очнется, и я не знаю, что хуже.
Все-таки он зашевелился через несколько минут. К тому времени я была вооружена кухонным ножом, доведена практически до истерики и очень опасна.
— Ты, блять... — изрек Костя, тупо глядя на меня.
— Не подходи! — завизжала я, размахивая ножом чуть ли не с угрозой для собственной жизни — обращаться с оружием я не умела.
— Чокнутая! Сама не подходи! — завопил он, сбиваясь на фальцет.
Я выбежала в коридор, а потом, разобравшись с замками, — на лестничную площадку. Наверное, я странно смотрелась со стороны — растрепанная девчонка с ножом в руке и диким взглядом. На месте соседей я бы уже обрывала телефон правоохранительных органов.
Я скользнула взглядом по перилам с облезшей краской, и меня посетила абсолютно посторонняя мысль, что я хочу покрасить волосы в рыжий цвет и что мой натуральный русый меня не устраивает.
Я села на ступеньку лестничного пролета наверх и тихонько засмеялась.
Все оставшееся время до прихода Насти я сидела на этой ступеньке, периодически меня начинало трясти.
Ожидание закончилось, когда внизу зацокали каблуки, и по лестнице вверх легко взбежала Настя.
— Почему ты сидишь на холодном камне в тонюсеньком спортивном костюме и тапочках? — негодующе спросила она. — Простудишься!
— Я туда переодеваться не пойду, — сказала я, глядя на дверь квартиры, когда-то принадлежавшей моей семье. Чья она была теперь, я сказать затруднялась.
— Неужели там и правда труп?
— Нет, — покачала головой я. — Там мой живой отчим, который полчаса назад пытался меня изнасиловать.
— Опа, — только и сказала Настя. — Ты как?
— Нормально, — это была одна из самых глупых вещей, которые я когда-либо говорила. Впрочем, Настя тоже нашла, что спросить...
— А мать как отреагировала? — спросила Кольчукова.
— Ее сейчас нет дома.
— Ясно, что ничего не ясно... Что нашло на твоего отчима? Или он и раньше себя так вел?
— Раньше у меня его не было, — вздохнула я. — Мама с папой разошлись, пока я отсутствовала...
— Звезде-ец, — протянула Настя. — Ладно, пошли.
— Куда?
— Заберем твои вещи и напугаем этого ублюдка. Поживешь пока у меня.
— Но... — замялась я.
— Что?
— А твои родители не будут против, если ты приведешь меня к себе домой? И вообще...
Настя как-то странно усмехнулась.
— Начнем с того, что я живу одна. И закончим тем, что мнение родственников — вещь, которой можно и нужно пренебречь. Пусть только посмеют что-нибудь вякнуть!
— Я, конечно, не знаю, что у вас там произошло... — аккуратно начала я. — Но все же родные люди и семья — это очень важно... И ты как-то странно к ним относишься.
— Да, ты не знаешь, — кивнула Настя. — А я не могу рассказать. Но, поверь, они поступили со мной мерзко, и потому я с ними буду обращаться так же.
Она решительно подошла к двери квартиры и потянула за ручку.
— Собери шмотки, а я пообщаюсь с животным.
Я вошла в свою (да нет, уже не мою) комнату, внутренне опасаясь увидеть там Костю, но его там не оказалось.
Со стороны кухни послышался торжествующий возглас Насти, ознаменовавший находку отчима.
Я не стала вслушиваться, что она с ним делала. Переоделась, покидала вещи в чемодан, уменьшила его и вышла на лестничную площадку.
Кольчукова последовала за мной с минутным отставанием.
— У него теперь галюники, — сказала она. — Не знаю, что ему глючится, но, судя по воплям, что-то ужасное.
Я безразлично кивнула, чувствуя себя усталой и до тошноты накушавшейся семейной жизни.
— Мне бы с мамой попрощаться... — запоздало вспомнила я, когда мы вышли во двор.
— Позвонишь ей потом, устроит? — предложила Настя.
В принципе, да. Если учесть, что она даже не поинтересовалась, где я пропадала полгода, а лишь осведомилась, не могу ли я туда вернуться...
На улице было пасмурно, деревья уже уронили все свои листья — ноябрь, как-никак, и вся эта серая панорама ввергала меня в депрессию.
У меня больше нет дома. Мне некуда возвращаться. У меня вообще ничего нет, я сама — рабыня, собственность Насти... Даже если освобожусь — что изменится? Мама мне теперь словно чужой человек... а отцу я и позвонить боюсь…
К Насте мы поехали на машине, на которой Кольчукова, собственно, сюда и добралась. Я не разбираюсь в марках, но вид у авто был недешевый.
Водителем оказался мужчина с каким-то блеклым, незапоминающимся лицом, лишь безмолвно кивнувший в ответ на Настино:
— Вези обратно.
Привез он нас в обыкновенный дворик, не сильно отличающийся от того, из которого мы уезжали.
— Свободен, — бросила водителю Кольчукова, выбравшись из автомобиля вслед за мной.
Дом, в котором жила Настя, был кирпичной пятиэтажкой. Входные двери отпугивали посторонних домофоном.
Наверное, поэтому в подъезде было достаточно опрятно.
— Тут живут одни старики, курить и бухать на ступеньках некому, — угадав ход моих мыслей, сказала Настя. — В соседнем подъезде вечный гадюшник, потому что много молодежи, а мне в этом плане повезло.
Настина квартира располагалась на втором этаже и была двухкомнатной.
— Ты сама захотела жить одна? — спросила я, разуваясь в прихожей.
— Да. Кроме меня этого никто не хотел, — Кольчукова произнесла это так мрачно, что я пожалела о своем любопытстве.
Настино жилище показалось мне в целом мрачным и неуютным — возможно, в этом были виноваты черные потолки. Зачем их так красить?
Я задала этот вопрос Кольчуковой.
— Да вот, захотелось когда-то, — вздохнула та. — Купила краску, валик — и вперед. Пришлось потом диван новый покупать — старый был весь в этой чертовой краске. Но самое обидное не это, а то, что результат мне не нравится. Тут и раньше было не очень-то уютно, а после моих усилий по ремонту стало вообще хреново. Но повторять эпопею с покраской я не хочу — столько мороки...
— Может, стоит нанять кого-нибудь? — предложила я.
— Может... — равнодушно откликнулась Настя. — Я, кажется, уже привыкла. Но если хочешь — найму.
— Да ладно, не надо...
— Ну, смотри сама.
Кольчукова спала в комнате побольше, мне же выделила немного меньшую, но зато с балконом.
— В принципе, шкафы тут пустые, — сказала Настя. — Книги в одном разве что. Так что располагайся.
Позже, когда мы устроились пить чай на кухне, Кольчукова спросила:
— Хочешь поехать к Стелле на пару дней? Я как раз звонила, чтобы узнать, но как-то не получилось. Она живет в каком-то древнем замке, так что это может быть интересно.
— А ты едешь?
Настя развела руками:
— Только с тобой. Так что решай.
Я? За нас обеих?
— А кто там еще будет? — растерянно поинтересовалась я.
— Стелла пригласила половину класса... Женскую половину. А уж кто реально приедет — это непредсказуемо. Ну так что?
— Давай съездим, — робко сказала я.
Кажется, она обрадовалась, хоть и постаралась это скрыть.
После чая пришло время уборки. Не капитальной, а исключительно эстетической — где-то стереть пыль, где-то смахнуть паутину.
— Раз уж ты здесь, помогай, — сказала Настя, вручая мне веник (пылесосы в этой квартире отсутствовали как класс). — Подмети полы.
У меня не было возражений — к уборке я всегда относилась спокойно. Кольчукова же взяла в руки тряпку с таким видом, словно ей предстояло драить этим клочком ткани как минимум стадион.
— Может, я лучше сама все сделаю? — неуверенно предложила я.
— Нет. Перешагивая через свое "не хочу", человек самосовершенствуется, — упрямо возразила Настя. — Хотя эта тряпка не похожа на то, что можно использовать для высоких целей. Разве что вытереть ей потолок?
Когда я подметала прихожую, то в щели между обувным шкафом и стеной заметила какой-то смятый листок. Достав его, я сообразила, что это вырванная страничка личного дневника — дата вверху листочка не оставляла сомнений. Принадлежать эта запись могла только Насте — больше-то тут никто не жил.
Колебания "читать/не читать" были мучительны и завершились в пользу "читать", хоть это и нехорошо с точки зрения этики... Да и вообще нехорошо.
Датировался листик маем этого года.
"Еще чуть-чуть — и я окончательно двинусь по фазе. Готова даже позвать обратно мать", — последняя фраза зачеркнута. "Одиночество — сука", — зачеркнуто. "Марфа не появлялась уже черт знает сколько. Тишина в квартире давит на нервы, телек не спасает. Если бы не разговаривала с собой, забыла бы, как вообще разговаривать. Готова даже впустить бабку, когда она опять припрется. Нет, не готова, пусть катится. Надо пережить лето. Если после "Аниора" вернусь в пустую квартиру — сдохну".
Я застыла в смущении. Да, это явно не предназначалось для моих глаз... и вообще для чьих-либо.
Я сунула листик в карман.
Мне несложно представить себе медленную потерю рассудка в одиночестве — что-то подобное было со мной этим летом, когда меня запирали в одиночной камере в интервалах между ритуалами.
Судя по этим строкам, Настя сначала жила с матерью, а потом выгнала ее. Бабку не впускала в квартиру, предпочитая сводящую с ума тишину. Я уже не буду гадать, что у нее там произошло в семье, но почему она не приглашала друзей? Ладно, проехали. Едем дальше...
Я покончила с уборкой практически в то же время, что и Настя.
— Который час? — спросила она, мы сидели на диване в ее комнате.
— Не знаю, — пожала плечами я. — А почему у тебя нигде нет часов?
— Они тикают, — заявила Кольчукова с таким видом, словно это все объясняло. Посмотрев на меня и, видимо, поняв, что до жирафа не дошло, она пояснила:
— Громко тикают.
Часы?
— Забей, — вздохнула она. — Будешь смотреть ужастик в одиннадцать?
— Наверное...
— Учти — одной мне будет страшно!
— Разве не в этом цель фильмов ужасов — напугать? — улыбнулась я.
— В этом-в этом. Только я потом заснуть не могу, — хмыкнула Настя.
— Зачем же тогда смотришь?
— Разве могу я пройти мимо кактуса и не попробовать его укусить?
Так или иначе, до одиннадцати оставалось еще много времени и мы в поисках занятия пришли на кухню. Там выяснилось, что Кольчукова не умеет готовить.
— Нет, ну могу там сварганить яичницу, что-то еще по мелочи, но глобально — не умею, — разводила руками Настя.
— Как же ты живешь одна?
— На полуфабрикатах. В те периоды, когда вообще ем.
— То есть, в школе ты не в первый раз устроила голодовку? — уточнила я. Кольчукова досадливо поморщилась.
— Какая разница?
— Ты же этим себе вредишь, — повторила я много раз уже сказанный аргумент.
— Не себе. Телу, — сказала она.
— Но оно ведь тоже часть тебя.
— Ни фига подобного. Мухи отдельно, конфеты отдельно! — помотала головой Настя.
Это безалаберность или мазохизм? Лучше отложить выяснение...
— Ладно, давай что-нибудь приготовим, — сказала я.
Проведя ревизию холодильника, я поняла, что готовить там особо не из чего. Хотя... Блины можно испечь. Главное, чтобы у Насти была мука.
Как ни странно, проблемы возникли со сковородкой. Извлеченная из шкафчика зияла неаккуратной дырой в днище. Не понимаю, что можно было ей делать?
Настя, когда я ее спросила, ответила, что ей было скучно, и она решила проверить, что прочнее — лезвие топора, падающее с магическим ускорением или сковородка...
Ага. То есть, у нее где-то еще и топор есть.
Кое-как Настя отыскала другую сковороду — совсем новую, в картонной коробке. Откуда она у нее взялась, Кольчукова не помнила.
Мы напекли блинов — у Насти они неизменно пригорали, - потом отмыли кухню, которую наши кулинарные экзерсисы привели в состояние "Мамай прошел", а там уже и недалеко осталось до фильма.
На мой взгляд, ничего особенно пугающего в нем не было. Довольно стандартный сюжет, предсказуемые действия персонажей, диалоги в духе "тащи сюда свою гребанную задницу, иначе меня убьют!"... Единственное, что там было стоящего — сцена, где героиня вглядывается в зеркало. Потом в зеркале, конечно, появился монстр, но мгновения до его появления мне понравились.
Фильм закончился, и я ушла спать в другую комнату.
Проснулась я через пару часов от того, что на кровать села Настя. Казалось бы, не настолько она тяжелая, чтобы это было сильно ощутимо, но, тем не менее, я, которая могла спокойно спать в любом шуме, проснулась.
Кольчукова сидела, бледная и ровная, задумчиво глядя на меня, наверное, размышляя: будить-не будить. Но проблема уже отпала.
— Ты чего не спишь? — спросила я.
— Мне страшно, — заявило это чудо, вздрогнув при звуке моего голоса.
— Из-за фильма?
— Отчасти, — Настя вздохнула. — Понимаешь, у меня с детства страхи... В этой квартире...
— Не понимаю, — привычно констатировала я и села рядом.
— Например, сейчас я боюсь выйти в прихожую.
— Почему?
— А вдруг там что-то жуткое? — беспомощно сказала Настя.
— Какое?
— Ну, не знаю, мало ли.
— Нет, ты скажи, — уперлась я. — Что там, по-твоему? Зомби? Грабитель? Мумия? Гигантский паук?
На пауке Кольчукова вздрогнула. Как все запущено...
Как психологи справляются с такими откровенно детскими фобиями? Жаль, что я сама не психолог... Хотя нет, не жаль — мои иллюзии насчет окружающих мне нравятся, я не хочу их лишаться. А со страхами будем бороться самым очевидным методом.
— Пошли, — я решительно поднялась с постели, за руку стягивая Настю за собой. Она ничего не сказала, но, кажется, моя уверенность ее не убедила.
Мы вышли в темное пространство, и мне почему-то тоже стало не по себе. Глупо как.
— Где тут выключатель? — спросила я.
Настя потянула меня куда-то в сторону, через несколько секунд щелкнула кнопка, но свет не зажегся. Лампочка перегорела?
И тут в углу я заметила какое-то шевеление.
— Абзац, — с ужасом выдохнула Настя, судорожно сжимая мою руку и впиваясь в ладонь ногтями. Боль меня чуточку отрезвила.
Я же волшебница, а не черт знает кто!
Зажечь огонек, парящий в воздухе — дело пары секунд.
Ха-ха. В углу никого.
— Вот видишь, — успокаивающе сказала я. Кто бы меня успокоил. — У нас просто паранойя.
— И коллективные галлюцинации, да? — мрачно кивнула Кольчукова. — Если это видела и ты, значит... Оно и вправду есть. Оно существует.
Ее трясло.
Я щелкнула выключателем, ничего не ожидая, однако лампа неожиданно решила зажечься, и теперь коридор был освещен. Несмотря на это, мне было жутко.
— Насть, что это там копошилось? — спросила я.
Она пожала плечами. Глаза у нее по-прежнему были испуганные.
— Я не знаю. Это не похоже ни на призрака, ни на полтергейста, оно до сих пор ничего не делало, просто шевелилось в темноте, но рано или поздно... — кажется, она была готова расплакаться. — Я так надеялась, что это только моя придурь!
— Может быть, и вправду показалось? — спросила я. Настя выразительно на меня посмотрела, всем своим видом показывая, что в это не верит.
— Ладно, давай спать, — сказала я. — Раз это нечто ничего не делало тебе раньше, то и теперь не тронет.
— Я не буду спать одна! — почти истерически крикнула Кольчукова и тут же умоляюще прибавила:
— Пожалуйста, ложись со мной! У меня все равно кровать двуспальная.
— Хорошо, — кивнула я.
Когда мы легли, Настя прижалась ко мне всем телом, обхватив за талию, больше всего она сейчас напоминала мне смертельно напуганного ребенка. Я погладила ее по волосам и обняла за плечи, после этого она хоть как-то успокоилась, но отстраняться не стала.
— Спокойной ночи, — сказала я.
— Да уж, спокойной...
Было непривычно засыпать с кем-то в обнимку, но, надо сказать, приятно.
Я проснулась от звонка в дверь. Кто-то очень настойчивый стоял и трезвонил в нее, не прерываясь, минут пять, пока у Насти не сдали нервы, и она не встала, поманив меня за собой:
— Хочешь посмотреть на мою бабушку?
Я кивнула.
— Только в глазок, — предупредила Настя, идя впереди. Я смотрела на ее хрупкую фигуру в ночнушке и думала, что диеты скоро доведут ее до ручки и что это не столько именно диеты, сколько общее странное отношение к еде... Выглядела Кольчукова до слез трогательно, просто обнять и плакать. Надо срочно ее усиленно кормить.
Не подозревавшая о моих планах Настя тихонько, стараясь не шуметь, открыла внутреннюю дверь и выглянула в глазок наружной, железной.
— Ну точно, она, — хмыкнула Кольчукова. — Посмотри на ее наглую рожу! Через полгорода ведь перлась!
Я посмотрела. Настина бабушка по сравнению с дедом выглядела очень и очень молодо — лет на тридцать пять по человеческим меркам. Даже странно, что у них такая разница в возрасте. Настя была очень похожа на свою родственницу — тот же прямой нос, тонкие губы и большие глаза. Только если у Насти глаза были темно-карие, почти до черноты, то у ее бабушки они были светло-серыми. А вот волосы темными оказались у обеих.
Женщина негодовала — очень благородно, изящно хмуря брови и чуть кривя рот. Глаза ее сверкали гневом — как же так, не пускает к себе внучка!
— Надо же, твоя бабушка настолько моложе дедушки, — сказала я, оторвавшись от глазка.
— На самом деле, старше на три года, — поправила меня Настя. — Просто дед очень быстро сгорел.
— Что ты имеешь в виду?
— Да все работа, работа, — странновато усмехнулась Кольчукова, и я поняла, что это опять одна из страшных тайн ее семьи. Что ж, любопытство вполне поддается укрощению, я не буду настаивать.
— Я тебя слышу! — донеслось из-за двери. — Кто там с тобой? Ты опять меня не впускаешь, сколько можно, открой дверь, ты, неблагодарная тварь, не понимающая своего счастья — тебе позволено прикоснуться к великому, а ты отвергаешь щедрый дар!
— Началось, — поморщилась Настя и решительно захлопнула внутреннюю дверь, что существенно уменьшило громкость гневных речей, но не свело на нет, и я продолжала слышать:
— Я надеюсь, что со временем ты поймешь свои ошибки и исправишься, дрянь, ты обязана принять все, что мы тебе говорим!
— О да, ты все надеешься и надеешься, — фыркнула Настя двери.
— За что мне ниспослана такая внучка? Боже, дай терпения и смирения это вынести!
— Хоть бы бога не приплетала, зараза, — с досадой сказала Настя и пошла в ванную умываться, больше не обращая внимания на обличительные тирады родственницы.
Я осталась послушать, но, к сожалению, бабушка не говорила ничего конкретного — только непонятные упреки, - и я ушла.
Через полчаса она выдохлась и уехала на такси — мы с Настей, стоя на кухне, наблюдали эту сцену в окно.
— Она теряет форму, — хмыкнула Кольчукова. — Раньше была оригинальней. Хотя, возможно, она не смогла развернуться в полную силу потому, что знала, что я не одна.
— В чем она тебя обвиняет? — спросила я.
— Когда ты этим интересуешься, то режешь меня без ножа, — вздохнула Настя. — Мне очень хочется поделиться хоть с кем-то, но нельзя.
— Извини...
— Проехали. Пойдем гулять? — неожиданно предложила она.
Я с сомнением посмотрела на тяжелые тучи, собравшиеся над городом.
— Дождь скоро пойдет...
— Да ладно, думаю, не растаем, — усмехнулась Настя.
И мы пошли на улицу.
Людей там было немного, все-таки будний день, работают, да и погода не располагала выйти проветриться. Кстати, о ветре — он был довольно силен, забирался под куртку, выдувая тепло, трепал волосы. Настя, конечно, выбрала время для прогулки.
Я посмотрела вверх — потемневшее небо не было однотонным — в тех местах, где слой туч был тоньше, пробивалось слабое свечение отрезанного от земли солнца. Жутковатое зрелище, хоть и красивое.
Настя выглядела почти счастливой.
— Я так люблю тучи, ты себе не представляешь! — сказала она.
— Не представляю, — согласилась я, всю жизнь обожавшая солнечные деньки.
Настя взяла меня за руку и повела куда-то, уверенно петляя между одинаковыми серыми домами. Перейдя дорогу в неположенном месте, мы оказались у входа в парк.
Он выглядел непривычно и тоскливо — листья давно облетели с деревьев, и голые стволы смотрелись одинокими, а небо над ними делало пейзаж сюрреалистическим.
Кроме нас, здесь никого не было.
— А дождь тебе нравится? — спросила я у Насти.
— Терпеть не могу.
И, словно в насмешку над ее словами, сверху упали первые тяжелые капли, оставляя на асфальте темные кляксы.
— Вот так всегда, — обиженно покачала головой Настя. — Пойдем, тут рядом магазин, переждем...
Пока мы шли, капли не становились чаще, но стоило только нам перешагнуть порог небольшого супермаркета, как на улице полило так, словно разверзлись хляби небесные.
— Удачно, — хмыкнула Кольчукова. — Пошли, тебе что-нибудь надо купить?
— Пожалуй, да. Краску для волос, — я вдруг вспомнила свою идею стать рыжей.
И мы купили краску, честно отстояв километровую очередь (откуда столько людей?) в единственную работавшую кассу, а когда наконец покинули стены магазина, небо стало из пугающе-темного просто осенне-серым, а дождь прошел, оставив после себя воспоминания и лужи на тротуарах.
Вернувшись в Настину квартиру, я немедленно взялась за изменение цвета собственной шевелюры. Надо сказать, что делала это я уже не в первый раз, иначе бы не отважилась.
Настя фыркнула, увидев меня в шапочке для душа, когда процесс становления рыжей перешел в финальную стадию.
— Знаешь, я не понимаю, зачем ты перекрашиваешься? Ты и русая была красивая.
Я почувствовала, что краснею. Какая незадача... Хорошо еще, что Настя отвернулась.
Смыв краску, я не увидела в зеркале ничего особенного и пошла сушиться феном. Так уж случилось, что первой окончательный результат узрела не я.
— Вау, — только и сказала Кольчукова.
Чуть позже, созерцая свое отражение, я не могла не согласиться. Чтобы у меня — у меня, криворукого создания — в кои-то веки получилось что-то нормально? Нет, это не в моих силах. И цвет, столь благородно смотревшийся на модели с коробки, на мне трансформировался в нечто попугаисто-яркое.
— Насть, где здесь ближайшая парикмахерская? — вздохнула я.
— Даже и не думай! Офигенно смотрится!
И Кольчукова не издевалась. Может, и правда оставить? На время, до конца каникул, а там — обратно в русый...
Вечером Настя снова уговорила меня спать с ней. Я была не против, поскольку аномальные явления в этой квартире напрягали и меня.
Да, я согласилась лечь с Настей, но зачем же ко мне так жаться? Попросить отодвинуться тоже неловко... Да и не неприятны мне ее объятия, положа руку на сердце. Только мысли какие-то не те периодически появляются — не иначе как дурное влияние Ишалес, не к ночи ее помянуть, а ко дню.
— Рит, извини за любопытство, но почему твои родители развелись? — спросила Настя, трогая меня за плечо.
— Я этого так и не поняла до конца, — сумрачно ответила я. — Кажется, они изменяли друг другу, оба. И потом это неожиданно вскрылось.
— Ты их любишь?
— Конечно.
— Хотела бы я знать, как это — любить родителей, — задумчиво произнесла она. Клянусь чем хотите, именно задумчиво — не грустно и не тоскливо, она просто пыталась представить себе то, о чем сказала.
Я сама обняла ее крепче, потому что слов не нашлось.
***
Разве может напугать кого-то малобюджетный фильм якобы ужасов? С бутафорской кровью, ничуть не похожей на настоящую — а как выглядит реально человеческая кровь, я знаю благодаря "Аниору". С тотально дебильным сюжетом. Покажите мне полудурка, которому станет страшно. Однако перспектива в мнимом испуге хвататься за руку Риты была слишком соблазнительна. Когда я в последний раз к кому-нибудь вот так запросто прикасалась? Видно, эти светлые времена пришлись на мое совсем раннее детство, о котором я ни хрена не помню. В принципе, даже с Кирой у нас тактильных контактов как таковых было по минимуму — о да, я клево ставлю стены между собой и людьми. А вот с Ритой почему-то не выходит. И хвала богам!
А потом ночью опять зашуршала в углу эта дрянь, порождение моего больного разума. Будь я в квартире одна — послала бы погромче и подальше, перевернулась на другой бок и заснула. Но черт дернул пойти к Рите, уж сама не знаю, чего я от нее хотела. Спать, блин, мой эгоизм человеку помешал... Даже двум человекам, если считать и меня.
Сюрприз — а тварька-то натуральная, это не глюки. Вот тогда меня заколбасило по полной. Совсем стала невменяемая, затащила Ритку в постель, аки мишку плюшевую, с которым в жизни не спала, даже в нежном возрасте... Меня бы образумить в такой момент, но Рита чересчур для этого вежлива.
А во второй раз — каюсь, тепла захотелось, дуре. В здравом уме и твердой памяти. Еще и на жалость Риту развела — как же, тяжелое детство, деревянные игрушки, прибитые к потолку!
Отвратительно. Презираю себя в подобные моменты слабости. А уж если поддаюсь ей, то презираю вдвойне.
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен
Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...
Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.
Глава 6, семейная
Глава 6, семейная
В тренажерном зале фитнес-центра "Мускулистый купец" сегодня было немного посетителей, впрочем, там вообще редко наблюдался аншлаг.
Стольф уныло поднял штангу, опустил штангу, отстал от бедной штанги и мрачно пошел на выход. Ходить в тренажерку он не любил и раньше, но в последние полгода и вовсе возненавидел. Однако это было одно из немногих мест, в которые его отпускали Багира с матерью, и потому он сбегал сюда, когда сидеть взаперти становилось невыносимо.
Стольф давно бы смотался восвояси из ставшего тюрьмой родового гнезда, и удерживало его лишь одно обстоятельство: Стелла. В нынешнем качестве она вызывала у него симпатию, потому что совсем не напоминала то, что было "до"...
Зазвонил мобильный, на дисплее которого высветилось "Maman". Стольф поморщился, но ответил — мать нечасто беспокоила его по телефону, обычно предпочитая разговаривать, когда он был в замке.
— Что надо?
— Это вот так ты отвечаешь матери, — вздохнула София Костенко. — Ладно, я звонила не затем, чтобы тебя отчитывать. Телепортируй в замок, у Стеллы есть к тебе просьба.
На этом мать отключилась. Стольф задумался, прикидывая, зачем понадобился сестре, а потом махнул на это рукой и перенесся в замок, к себе в комнату, надеясь там помедитировать в одиночестве, однако его надежды не оправдались: в своей отшельнической обители он обнаружил женсовет из матери, Багиры и Стеллы.
— Стольф, — несмело обратилась к брату последняя, — я собираюсь пригласить одноклассниц на каникулы, и... ну, ты... Феликс...
— Она хотела сказать, что ты должен прекратить зажимать его по всем углам, — поджав губы, расшифровала мать. — Хотя бы на то время, пока у нас будут гости. Нужно поскорее тебя женить, и прекратить все это раз и навсегда...
Багира согласно кивнула, Стелла покраснела и опустила глаза.
Стольф кивнул и поинтересовался:
— У вас все?
— Да, — хором ответили София и Стелла.
— Не совсем, — хищно усмехнулась Багира.
С тоской проводив взглядом родственниц, Стольф мысленно пожелал себе удачи и шагнул навстречу Багире, надвигавшейся на него, покачивая бедрами.
***
Четвертные контрольные — это ужасно. Даже если вызубрить наизусть учебник, найдется вопрос, прочитав который, почувствуешь себя глупой молекулой. Одно радует — скоро они пройдут, и можно будет отдохнуть от учебы на каникулах. Как же меня раздражают теоретические предметы! А вот практикой я просто заболела — наверное, просто вошла во вкус... Так или иначе, в этой четверти я выходила отличницей, даже независимо от итоговых контрольных, беспокоиться не о чем.
Но в жизни не может быть все гладко. Меня очень волновало неожиданное исчезновение Ишалес — где она сейчас? Может, конечно, оно и к лучшему, что она не появляется в "Аниоре", но мне как-то не по себе.
Наверное, Настя не будет против, если я поеду к родителям — в последний раз я видела их весной. Соскучилась дико... А каково было им, когда я неожиданно пропала? Подумать страшно.
Я поставила последнюю цифру в тесте по истории — наугад, потому что идей насчет того, какую магию предпочитали половцы, у меня не было.
Настин листок буквально плавал в корректоре. Она не была уверена, кажется, ни в одном из ответов. Я предложила помощь, и Кольчукова очень обрадовалась. Просить меня сама она стеснялась — почему, спрашивается?
Этот тест был предпоследним из всех. Завтра нам предстояла контрольная по волхвованию — пожалуй, самое худшее из всего.
На следующий день после смерти Варвары Никита и Антон ушли из "Аниора", и волхвование снова стал вести поправившийся Лихобор Лютоборович. Убийство внучки повлияло на него очень сильно — я бы сказала, что он постарел лет на тридцать, стал часто впадать в задумчивость, выглядел усталым и угрюмым. Для нас в этом ничего хорошего не было... То есть, в этом вообще не было положительных аспектов, но конкретно для первоклассников переживания Лихобора обернулись резким повышением уровня сложности заданий. И еще он стал гораздо строже...
Едва мы вернулись из Главной башни, Настя обложилась учебниками по волхвованию чуть ли не за все годы обучения.
— Зачем тебе это? — удивилась я. Все же Лихобор не был таким зверем, чтобы требовать от учеников невозможное и спрашивать с нас программу следующих классов.
— Да, ты права, низачем, — согласилась Настя. — Но они значительно интереснее нашей унылой книжки... Забери их у меня!
Я покачала головой, но просьбу выполнила.
Кстати, а ведь Кольчукова ни разу мне ничего не приказывала, хотя запросто могла бы...
Я тоже села повторять пройденные параграфы.
— Я ничего не знаю, — обреченно произнесла Настя, захлопывая учебник и запихивая его ногой под кровать.
— Я тоже, — откликнулась я. В самом деле, ничего не помню из того, что учила совсем недавно... Обычное дело перед контрольной. Надеюсь, во время нее я смогу хоть как-то мобилизовать силы и знания.
— Не выдумывай, — категорично сказала Настя. — Ты — лучшая ученица класса, да и всей параллели.
— Разве?
— Ты что, не знала? — Кольчукова рассмеялась. — Ну ты даешь...
Я промолчала, обрабатывая информацию, и пришла к выводу, что Настя, скорее всего, права. И что мне от этого не легче — я все равно ничего не знаю.
Но страхи оказались напрасны, и контрольную я написала на "пять", да еще и решила Настин вариант почти полностью. Теперь каникулы были так близко, что даже не верилось.
Сегодня был последний день первой четверти. Я действительно вышла отличницей. У Насти было две тройки, куча четверок и несколько пятерок — не такой уж плохой результат, если учесть, что она практически ничего не учила.
На мою робкую просьбу насчет родителей Настя ответила однозначным "езжай", и вечером, пройдя сквозь порталы на вокзал, мы с ней торжественно распрощались до новой четверти.
— Звони, если что, — сказала Настя и неожиданно обняла меня — всего на пару секунд, потом отстранилась.
— Пока.
— Пока, — кивнула я, немного удивленная таким явным проявлением чувств.
Я вышла из здания вокзала и огляделась в поисках вызванного такси.
По дороге домой я несколько раз звонила на домашний телефон, но там было занято. Мне постепенно становилось страшновато — как меня примут дома? Я пропала из жизни семьи почти на полгода... Что я могу им сказать по этому поводу? Правда не годится — они-то были уверены, что отправили меня в интернат для одаренных детей... Нет, так оно и есть, по сути, но рассказать им о рабстве... Хорошо еще, что татуировку на шее видят только маги. Ладно, выкручусь.
Мы приехали. Я расплатилась с водителем и ступила на асфальт родного двора. На мгновение показалось, что я сейчас заплачу — думала ведь, что уже и не вернусь сюда, но я здесь, возле дома, в котором прошло все мое детство.
Дом, где жила моя семья, был самой обыкновенной блочной девятиэтажкой.
Я набрала код на двери и шагнула в подъезд, в котором воняло сигаретами и котами. Да, отвыкла я от такого...
Лифт, насколько мне помнилось, был загажен еще сильнее, поэтому я предпочла подняться пешком на седьмой этаж. Перед такой родной металлической дверью, выкрашенной в темно-синий цвет, я замерла, не решаясь надавить на кнопку звонка. Сердце забилось часто-часто.
Я набралась решимости и позвонила. Открыли мне почти сразу, и я непонимающе уставилась на незнакомого мужчину в растянутой майке и трусах-семейниках. Кто это?!
— Тебе кого? — недовольно спросил мужчина. Он был некрасив — пивной живот, небритость, далеко выходящая за рамки элегантной, маленькие глазки, лысина... Только запаха перегара не хватает для завершения образа классического алкоголика.
— Евсеевы здесь живут? — спросила я, ожидая услышать "нет". Что ж, родители вполне могли переехать, ничего страшного...
— Так тебе Ольку? — нелюбезно осведомился он, и сердце мое забилось еще лихорадочней. Ольгой звали мою маму...
— Д-да, — заикнулась я, все еще лелея надежду на прояснение ситуации.
— О-олька! — заорал неприятный субъект вглубь квартиры. На зов быстро пришла женщина...
Мама — растрепанная, поправившаяся и словно даже постаревшая. Боже-боже-боже.
— Рита? — пораженно выдохнула она. — Заходи, что же ты стоишь?
— Ты ее знаешь? — сурово поинтересовался субъект.
— Это моя дочь!
— А, та, загулявшая, — махнул рукой этот тип.
Я снова чуть не заплакала — от обиды и непонимания — что же тут произошло за время моего отсутствия? И куда делся папа?
— Мама, где папа? — тихо спросила я, заходя в прихожую. В глаза бросились новые обои — дешевые, бумажные, раньше мы бы такие ни за что не наклеили...
— Ушел. К любовнице, — неожиданно резко ответила мать. — ехал с ней в Америку, бросил меня. Если бы не Костя, я бы, наверное, вообще от голода умерла!
Скажите мне, что это неправда, скажите, успокойте...
Ну да.
Значит, этого неприятного типа зовут Костя.
— Это че, она у нас жить будет? — он поковырял в носу.
— Рита, тебе больше некуда пойти? — жалобно спросила мама, избегая моего взгляда.
Меня гонят? Из дома?
— Ты же где-то жила все это время... Тебя обратно не примут?
Примут, мама, примут, но сохранить там рассудок я не смогу.
— Да ладно, нехай перекантуется пару дней, — внезапно проявил великодушие Костя.
— Спасибо, — сказала я, изо всех сил стараясь не показать своего настоящего отношения к происходящему, и побрела в когда-то бывшую моей комнату, опустошенная и до глубины души пораженная.
Как же так... Почему ушел папа? Как этот... Костя... вообще привлек внимание мамы?
Моей комнаты перемены тоже коснулись, хоть и не очень радикально. Однако детская кроватка возлелевой стены, где раньше стоял письменный стол, меня насторожила. Если есть кроватка, есть и ребенок. Или же он только в планах?
Тут я вспомнила, что мама была одета в свободный халат с поясом, завязывающимся под грудью. Живот был не слишком заметен на фоне общей полноты, вот тогда я и не обратила на него должного внимания. Итак, мама беременна, причем срок довольно большой — месяцев шесть-семь...
Шесть-семь? Получается, ребенок был зачат где-то сразу после весенних каникул, которые я провела дома... Неужели мама изменяла папе? Прекрасно. А он укатил в Америку с любовницей. Их брак трещал по швам, а я ничего не замечала, поглощенная своими проблемами с магией. А теперь уже поздно...
А вдобавок к этому у меня еще один немаловажный вопрос — куда податься? Пожалуй, зря я не осталась в "Аниоре" на каникулах. Но кто же знал, как все обернется.
Я поставила чемодан возле кроватки, сняла куртку и запоздало поняла, что мне даже не сказали разуться в прихожей. Раньше мама бы убила за хождение по квартире в ботинках...
Я легла на кровать боком и свернулась в клубок, подтянув ноги к груди. Я часто так делала в детстве, когда мне было грустно или обидно. Надо же, вспомнилось.
До вечера ко мне никто не заходил, словно они забыли о моем существовании. А часов в семь дверь приоткрылась, и в комнату заглянула мама:
— Будешь есть?
Я кивнула, побоявшись, что если начну говорить, то у меня будет срываться голос.
Трапеза вышла очень унылой, изменилась атмосфера за столом. Не было разговоров, только один раз Костя недовольно заявил, что рыба пересолена. На мой взгляд, несправедливо.
Молча и угрюмо я отправилась обратно к себе.
Утром, за завтраком, Костя сказал следующее:
— Надо бы Ритке где-то работать. Или пусть уматывает!
Мать не возразила. Робкая, бледная, забитая... Я ее не узнавала.
— Пойдешь к нам на автомойку машины мыть, — заявил Костя. — Завтра и начнешь, у меня сегодня выходной, я туда не попрусь тебя устраивать.
Потом он рявкнул на маму:
— А ты че сидишь? Иди пожрать купи!
Она послушно выскользнула из-за стола. Насчет беременности я, кстати, не ошиблась...
Я снова ушла к себе в комнату, где достала книжку и постаралась отрешиться от реальности.
Сзади скрипнула дверь.
— А ты симпатичная, — сказал Костя, и я похолодела, оборачиваясь. Как нехорошо блестели у него глаза...
— Целка? — осведомился он, лишая меня всяких сомнений.
Урод...
Не на ту нарвался.
Он подошел, я села на кровати, глядя на него исподлобья.
— Будешь брыкаться — что-нибудь сломаю, — предупредил он.
Кто кому?
Он потянулся ко мне волосатыми руками, и я, резко встав, оттолкнула его, добавляя к физической силе магическую. Костя отлетел к кроватке и, ударившись головой о ее перильца, затих.
Я, обмирая от страха — а вдруг слишком сильно? — приблизилась.
Тут зазвонил мой мобильник, лежавший в сумке, заиграв модную попсовую песенку, создававшую такой диссонанс с происходящим, что больший и вообразить было сложно.
Костя не двигался. Искренне понадеявшись, что он не мертв, я достала телефон. Номер знала только Настя, так что я даже не смотрела на дисплей.
— Привет, Рита, — жизнерадостно произнесла она. — Что делаешь?
— Думаю, скорую вызвать или милицию, — честно призналась я дрожащим голосом.
— Ты что, кого-то убила? — поинтересовалась Настя.
— Н-не знаю...
— Обалдеть, что у тебя там за страсти?
Тут я заплакала, и больше членораздельных фраз от меня слышно не было.
— Так. Говори адрес, — вздохнула Настя. — Сейчас приеду — будем закапывать трупы вместе.
Услышав, где я живу, она воодушевилась:
— От меня — пять минут на машине. Жди!
Легко сказать... Сейчас Костя очнется... Или не очнется, и я не знаю, что хуже.
Все-таки он зашевелился через несколько минут. К тому времени я была вооружена кухонным ножом, доведена практически до истерики и очень опасна.
— Ты, блять... — изрек Костя, тупо глядя на меня.
— Не подходи! — завизжала я, размахивая ножом чуть ли не с угрозой для собственной жизни — обращаться с оружием я не умела.
— Чокнутая! Сама не подходи! — завопил он, сбиваясь на фальцет.
Я выбежала в коридор, а потом, разобравшись с замками, — на лестничную площадку. Наверное, я странно смотрелась со стороны — растрепанная девчонка с ножом в руке и диким взглядом. На месте соседей я бы уже обрывала телефон правоохранительных органов.
Я скользнула взглядом по перилам с облезшей краской, и меня посетила абсолютно посторонняя мысль, что я хочу покрасить волосы в рыжий цвет и что мой натуральный русый меня не устраивает.
Я села на ступеньку лестничного пролета наверх и тихонько засмеялась.
Все оставшееся время до прихода Насти я сидела на этой ступеньке, периодически меня начинало трясти.
Ожидание закончилось, когда внизу зацокали каблуки, и по лестнице вверх легко взбежала Настя.
— Почему ты сидишь на холодном камне в тонюсеньком спортивном костюме и тапочках? — негодующе спросила она. — Простудишься!
— Я туда переодеваться не пойду, — сказала я, глядя на дверь квартиры, когда-то принадлежавшей моей семье. Чья она была теперь, я сказать затруднялась.
— Неужели там и правда труп?
— Нет, — покачала головой я. — Там мой живой отчим, который полчаса назад пытался меня изнасиловать.
— Опа, — только и сказала Настя. — Ты как?
— Нормально, — это была одна из самых глупых вещей, которые я когда-либо говорила. Впрочем, Настя тоже нашла, что спросить...
— А мать как отреагировала? — спросила Кольчукова.
— Ее сейчас нет дома.
— Ясно, что ничего не ясно... Что нашло на твоего отчима? Или он и раньше себя так вел?
— Раньше у меня его не было, — вздохнула я. — Мама с папой разошлись, пока я отсутствовала...
— Звезде-ец, — протянула Настя. — Ладно, пошли.
— Куда?
— Заберем твои вещи и напугаем этого ублюдка. Поживешь пока у меня.
— Но... — замялась я.
— Что?
— А твои родители не будут против, если ты приведешь меня к себе домой? И вообще...
Настя как-то странно усмехнулась.
— Начнем с того, что я живу одна. И закончим тем, что мнение родственников — вещь, которой можно и нужно пренебречь. Пусть только посмеют что-нибудь вякнуть!
— Я, конечно, не знаю, что у вас там произошло... — аккуратно начала я. — Но все же родные люди и семья — это очень важно... И ты как-то странно к ним относишься.
— Да, ты не знаешь, — кивнула Настя. — А я не могу рассказать. Но, поверь, они поступили со мной мерзко, и потому я с ними буду обращаться так же.
Она решительно подошла к двери квартиры и потянула за ручку.
— Собери шмотки, а я пообщаюсь с животным.
Я вошла в свою (да нет, уже не мою) комнату, внутренне опасаясь увидеть там Костю, но его там не оказалось.
Со стороны кухни послышался торжествующий возглас Насти, ознаменовавший находку отчима.
Я не стала вслушиваться, что она с ним делала. Переоделась, покидала вещи в чемодан, уменьшила его и вышла на лестничную площадку.
Кольчукова последовала за мной с минутным отставанием.
— У него теперь галюники, — сказала она. — Не знаю, что ему глючится, но, судя по воплям, что-то ужасное.
Я безразлично кивнула, чувствуя себя усталой и до тошноты накушавшейся семейной жизни.
— Мне бы с мамой попрощаться... — запоздало вспомнила я, когда мы вышли во двор.
— Позвонишь ей потом, устроит? — предложила Настя.
В принципе, да. Если учесть, что она даже не поинтересовалась, где я пропадала полгода, а лишь осведомилась, не могу ли я туда вернуться...
На улице было пасмурно, деревья уже уронили все свои листья — ноябрь, как-никак, и вся эта серая панорама ввергала меня в депрессию.
У меня больше нет дома. Мне некуда возвращаться. У меня вообще ничего нет, я сама — рабыня, собственность Насти... Даже если освобожусь — что изменится? Мама мне теперь словно чужой человек... а отцу я и позвонить боюсь…
К Насте мы поехали на машине, на которой Кольчукова, собственно, сюда и добралась. Я не разбираюсь в марках, но вид у авто был недешевый.
Водителем оказался мужчина с каким-то блеклым, незапоминающимся лицом, лишь безмолвно кивнувший в ответ на Настино:
— Вези обратно.
Привез он нас в обыкновенный дворик, не сильно отличающийся от того, из которого мы уезжали.
— Свободен, — бросила водителю Кольчукова, выбравшись из автомобиля вслед за мной.
Дом, в котором жила Настя, был кирпичной пятиэтажкой. Входные двери отпугивали посторонних домофоном.
Наверное, поэтому в подъезде было достаточно опрятно.
— Тут живут одни старики, курить и бухать на ступеньках некому, — угадав ход моих мыслей, сказала Настя. — В соседнем подъезде вечный гадюшник, потому что много молодежи, а мне в этом плане повезло.
Настина квартира располагалась на втором этаже и была двухкомнатной.
— Ты сама захотела жить одна? — спросила я, разуваясь в прихожей.
— Да. Кроме меня этого никто не хотел, — Кольчукова произнесла это так мрачно, что я пожалела о своем любопытстве.
Настино жилище показалось мне в целом мрачным и неуютным — возможно, в этом были виноваты черные потолки. Зачем их так красить?
Я задала этот вопрос Кольчуковой.
— Да вот, захотелось когда-то, — вздохнула та. — Купила краску, валик — и вперед. Пришлось потом диван новый покупать — старый был весь в этой чертовой краске. Но самое обидное не это, а то, что результат мне не нравится. Тут и раньше было не очень-то уютно, а после моих усилий по ремонту стало вообще хреново. Но повторять эпопею с покраской я не хочу — столько мороки...
— Может, стоит нанять кого-нибудь? — предложила я.
— Может... — равнодушно откликнулась Настя. — Я, кажется, уже привыкла. Но если хочешь — найму.
— Да ладно, не надо...
— Ну, смотри сама.
Кольчукова спала в комнате побольше, мне же выделила немного меньшую, но зато с балконом.
— В принципе, шкафы тут пустые, — сказала Настя. — Книги в одном разве что. Так что располагайся.
Позже, когда мы устроились пить чай на кухне, Кольчукова спросила:
— Хочешь поехать к Стелле на пару дней? Я как раз звонила, чтобы узнать, но как-то не получилось. Она живет в каком-то древнем замке, так что это может быть интересно.
— А ты едешь?
Настя развела руками:
— Только с тобой. Так что решай.
Я? За нас обеих?
— А кто там еще будет? — растерянно поинтересовалась я.
— Стелла пригласила половину класса... Женскую половину. А уж кто реально приедет — это непредсказуемо. Ну так что?
— Давай съездим, — робко сказала я.
Кажется, она обрадовалась, хоть и постаралась это скрыть.
После чая пришло время уборки. Не капитальной, а исключительно эстетической — где-то стереть пыль, где-то смахнуть паутину.
— Раз уж ты здесь, помогай, — сказала Настя, вручая мне веник (пылесосы в этой квартире отсутствовали как класс). — Подмети полы.
У меня не было возражений — к уборке я всегда относилась спокойно. Кольчукова же взяла в руки тряпку с таким видом, словно ей предстояло драить этим клочком ткани как минимум стадион.
— Может, я лучше сама все сделаю? — неуверенно предложила я.
— Нет. Перешагивая через свое "не хочу", человек самосовершенствуется, — упрямо возразила Настя. — Хотя эта тряпка не похожа на то, что можно использовать для высоких целей. Разве что вытереть ей потолок?
Когда я подметала прихожую, то в щели между обувным шкафом и стеной заметила какой-то смятый листок. Достав его, я сообразила, что это вырванная страничка личного дневника — дата вверху листочка не оставляла сомнений. Принадлежать эта запись могла только Насте — больше-то тут никто не жил.
Колебания "читать/не читать" были мучительны и завершились в пользу "читать", хоть это и нехорошо с точки зрения этики... Да и вообще нехорошо.
Датировался листик маем этого года.
"Еще чуть-чуть — и я окончательно двинусь по фазе. Готова даже позвать обратно мать", — последняя фраза зачеркнута. "Одиночество — сука", — зачеркнуто. "Марфа не появлялась уже черт знает сколько. Тишина в квартире давит на нервы, телек не спасает. Если бы не разговаривала с собой, забыла бы, как вообще разговаривать. Готова даже впустить бабку, когда она опять припрется. Нет, не готова, пусть катится. Надо пережить лето. Если после "Аниора" вернусь в пустую квартиру — сдохну".
Я застыла в смущении. Да, это явно не предназначалось для моих глаз... и вообще для чьих-либо.
Я сунула листик в карман.
Мне несложно представить себе медленную потерю рассудка в одиночестве — что-то подобное было со мной этим летом, когда меня запирали в одиночной камере в интервалах между ритуалами.
Судя по этим строкам, Настя сначала жила с матерью, а потом выгнала ее. Бабку не впускала в квартиру, предпочитая сводящую с ума тишину. Я уже не буду гадать, что у нее там произошло в семье, но почему она не приглашала друзей? Ладно, проехали. Едем дальше...
Я покончила с уборкой практически в то же время, что и Настя.
— Который час? — спросила она, мы сидели на диване в ее комнате.
— Не знаю, — пожала плечами я. — А почему у тебя нигде нет часов?
— Они тикают, — заявила Кольчукова с таким видом, словно это все объясняло. Посмотрев на меня и, видимо, поняв, что до жирафа не дошло, она пояснила:
— Громко тикают.
Часы?
— Забей, — вздохнула она. — Будешь смотреть ужастик в одиннадцать?
— Наверное...
— Учти — одной мне будет страшно!
— Разве не в этом цель фильмов ужасов — напугать? — улыбнулась я.
— В этом-в этом. Только я потом заснуть не могу, — хмыкнула Настя.
— Зачем же тогда смотришь?
— Разве могу я пройти мимо кактуса и не попробовать его укусить?
Так или иначе, до одиннадцати оставалось еще много времени и мы в поисках занятия пришли на кухню. Там выяснилось, что Кольчукова не умеет готовить.
— Нет, ну могу там сварганить яичницу, что-то еще по мелочи, но глобально — не умею, — разводила руками Настя.
— Как же ты живешь одна?
— На полуфабрикатах. В те периоды, когда вообще ем.
— То есть, в школе ты не в первый раз устроила голодовку? — уточнила я. Кольчукова досадливо поморщилась.
— Какая разница?
— Ты же этим себе вредишь, — повторила я много раз уже сказанный аргумент.
— Не себе. Телу, — сказала она.
— Но оно ведь тоже часть тебя.
— Ни фига подобного. Мухи отдельно, конфеты отдельно! — помотала головой Настя.
Это безалаберность или мазохизм? Лучше отложить выяснение...
— Ладно, давай что-нибудь приготовим, — сказала я.
Проведя ревизию холодильника, я поняла, что готовить там особо не из чего. Хотя... Блины можно испечь. Главное, чтобы у Насти была мука.
Как ни странно, проблемы возникли со сковородкой. Извлеченная из шкафчика зияла неаккуратной дырой в днище. Не понимаю, что можно было ей делать?
Настя, когда я ее спросила, ответила, что ей было скучно, и она решила проверить, что прочнее — лезвие топора, падающее с магическим ускорением или сковородка...
Ага. То есть, у нее где-то еще и топор есть.
Кое-как Настя отыскала другую сковороду — совсем новую, в картонной коробке. Откуда она у нее взялась, Кольчукова не помнила.
Мы напекли блинов — у Насти они неизменно пригорали, - потом отмыли кухню, которую наши кулинарные экзерсисы привели в состояние "Мамай прошел", а там уже и недалеко осталось до фильма.
На мой взгляд, ничего особенно пугающего в нем не было. Довольно стандартный сюжет, предсказуемые действия персонажей, диалоги в духе "тащи сюда свою гребанную задницу, иначе меня убьют!"... Единственное, что там было стоящего — сцена, где героиня вглядывается в зеркало. Потом в зеркале, конечно, появился монстр, но мгновения до его появления мне понравились.
Фильм закончился, и я ушла спать в другую комнату.
Проснулась я через пару часов от того, что на кровать села Настя. Казалось бы, не настолько она тяжелая, чтобы это было сильно ощутимо, но, тем не менее, я, которая могла спокойно спать в любом шуме, проснулась.
Кольчукова сидела, бледная и ровная, задумчиво глядя на меня, наверное, размышляя: будить-не будить. Но проблема уже отпала.
— Ты чего не спишь? — спросила я.
— Мне страшно, — заявило это чудо, вздрогнув при звуке моего голоса.
— Из-за фильма?
— Отчасти, — Настя вздохнула. — Понимаешь, у меня с детства страхи... В этой квартире...
— Не понимаю, — привычно констатировала я и села рядом.
— Например, сейчас я боюсь выйти в прихожую.
— Почему?
— А вдруг там что-то жуткое? — беспомощно сказала Настя.
— Какое?
— Ну, не знаю, мало ли.
— Нет, ты скажи, — уперлась я. — Что там, по-твоему? Зомби? Грабитель? Мумия? Гигантский паук?
На пауке Кольчукова вздрогнула. Как все запущено...
Как психологи справляются с такими откровенно детскими фобиями? Жаль, что я сама не психолог... Хотя нет, не жаль — мои иллюзии насчет окружающих мне нравятся, я не хочу их лишаться. А со страхами будем бороться самым очевидным методом.
— Пошли, — я решительно поднялась с постели, за руку стягивая Настю за собой. Она ничего не сказала, но, кажется, моя уверенность ее не убедила.
Мы вышли в темное пространство, и мне почему-то тоже стало не по себе. Глупо как.
— Где тут выключатель? — спросила я.
Настя потянула меня куда-то в сторону, через несколько секунд щелкнула кнопка, но свет не зажегся. Лампочка перегорела?
И тут в углу я заметила какое-то шевеление.
— Абзац, — с ужасом выдохнула Настя, судорожно сжимая мою руку и впиваясь в ладонь ногтями. Боль меня чуточку отрезвила.
Я же волшебница, а не черт знает кто!
Зажечь огонек, парящий в воздухе — дело пары секунд.
Ха-ха. В углу никого.
— Вот видишь, — успокаивающе сказала я. Кто бы меня успокоил. — У нас просто паранойя.
— И коллективные галлюцинации, да? — мрачно кивнула Кольчукова. — Если это видела и ты, значит... Оно и вправду есть. Оно существует.
Ее трясло.
Я щелкнула выключателем, ничего не ожидая, однако лампа неожиданно решила зажечься, и теперь коридор был освещен. Несмотря на это, мне было жутко.
— Насть, что это там копошилось? — спросила я.
Она пожала плечами. Глаза у нее по-прежнему были испуганные.
— Я не знаю. Это не похоже ни на призрака, ни на полтергейста, оно до сих пор ничего не делало, просто шевелилось в темноте, но рано или поздно... — кажется, она была готова расплакаться. — Я так надеялась, что это только моя придурь!
— Может быть, и вправду показалось? — спросила я. Настя выразительно на меня посмотрела, всем своим видом показывая, что в это не верит.
— Ладно, давай спать, — сказала я. — Раз это нечто ничего не делало тебе раньше, то и теперь не тронет.
— Я не буду спать одна! — почти истерически крикнула Кольчукова и тут же умоляюще прибавила:
— Пожалуйста, ложись со мной! У меня все равно кровать двуспальная.
— Хорошо, — кивнула я.
Когда мы легли, Настя прижалась ко мне всем телом, обхватив за талию, больше всего она сейчас напоминала мне смертельно напуганного ребенка. Я погладила ее по волосам и обняла за плечи, после этого она хоть как-то успокоилась, но отстраняться не стала.
— Спокойной ночи, — сказала я.
— Да уж, спокойной...
Было непривычно засыпать с кем-то в обнимку, но, надо сказать, приятно.
Я проснулась от звонка в дверь. Кто-то очень настойчивый стоял и трезвонил в нее, не прерываясь, минут пять, пока у Насти не сдали нервы, и она не встала, поманив меня за собой:
— Хочешь посмотреть на мою бабушку?
Я кивнула.
— Только в глазок, — предупредила Настя, идя впереди. Я смотрела на ее хрупкую фигуру в ночнушке и думала, что диеты скоро доведут ее до ручки и что это не столько именно диеты, сколько общее странное отношение к еде... Выглядела Кольчукова до слез трогательно, просто обнять и плакать. Надо срочно ее усиленно кормить.
Не подозревавшая о моих планах Настя тихонько, стараясь не шуметь, открыла внутреннюю дверь и выглянула в глазок наружной, железной.
— Ну точно, она, — хмыкнула Кольчукова. — Посмотри на ее наглую рожу! Через полгорода ведь перлась!
Я посмотрела. Настина бабушка по сравнению с дедом выглядела очень и очень молодо — лет на тридцать пять по человеческим меркам. Даже странно, что у них такая разница в возрасте. Настя была очень похожа на свою родственницу — тот же прямой нос, тонкие губы и большие глаза. Только если у Насти глаза были темно-карие, почти до черноты, то у ее бабушки они были светло-серыми. А вот волосы темными оказались у обеих.
Женщина негодовала — очень благородно, изящно хмуря брови и чуть кривя рот. Глаза ее сверкали гневом — как же так, не пускает к себе внучка!
— Надо же, твоя бабушка настолько моложе дедушки, — сказала я, оторвавшись от глазка.
— На самом деле, старше на три года, — поправила меня Настя. — Просто дед очень быстро сгорел.
— Что ты имеешь в виду?
— Да все работа, работа, — странновато усмехнулась Кольчукова, и я поняла, что это опять одна из страшных тайн ее семьи. Что ж, любопытство вполне поддается укрощению, я не буду настаивать.
— Я тебя слышу! — донеслось из-за двери. — Кто там с тобой? Ты опять меня не впускаешь, сколько можно, открой дверь, ты, неблагодарная тварь, не понимающая своего счастья — тебе позволено прикоснуться к великому, а ты отвергаешь щедрый дар!
— Началось, — поморщилась Настя и решительно захлопнула внутреннюю дверь, что существенно уменьшило громкость гневных речей, но не свело на нет, и я продолжала слышать:
— Я надеюсь, что со временем ты поймешь свои ошибки и исправишься, дрянь, ты обязана принять все, что мы тебе говорим!
— О да, ты все надеешься и надеешься, — фыркнула Настя двери.
— За что мне ниспослана такая внучка? Боже, дай терпения и смирения это вынести!
— Хоть бы бога не приплетала, зараза, — с досадой сказала Настя и пошла в ванную умываться, больше не обращая внимания на обличительные тирады родственницы.
Я осталась послушать, но, к сожалению, бабушка не говорила ничего конкретного — только непонятные упреки, - и я ушла.
Через полчаса она выдохлась и уехала на такси — мы с Настей, стоя на кухне, наблюдали эту сцену в окно.
— Она теряет форму, — хмыкнула Кольчукова. — Раньше была оригинальней. Хотя, возможно, она не смогла развернуться в полную силу потому, что знала, что я не одна.
— В чем она тебя обвиняет? — спросила я.
— Когда ты этим интересуешься, то режешь меня без ножа, — вздохнула Настя. — Мне очень хочется поделиться хоть с кем-то, но нельзя.
— Извини...
— Проехали. Пойдем гулять? — неожиданно предложила она.
Я с сомнением посмотрела на тяжелые тучи, собравшиеся над городом.
— Дождь скоро пойдет...
— Да ладно, думаю, не растаем, — усмехнулась Настя.
И мы пошли на улицу.
Людей там было немного, все-таки будний день, работают, да и погода не располагала выйти проветриться. Кстати, о ветре — он был довольно силен, забирался под куртку, выдувая тепло, трепал волосы. Настя, конечно, выбрала время для прогулки.
Я посмотрела вверх — потемневшее небо не было однотонным — в тех местах, где слой туч был тоньше, пробивалось слабое свечение отрезанного от земли солнца. Жутковатое зрелище, хоть и красивое.
Настя выглядела почти счастливой.
— Я так люблю тучи, ты себе не представляешь! — сказала она.
— Не представляю, — согласилась я, всю жизнь обожавшая солнечные деньки.
Настя взяла меня за руку и повела куда-то, уверенно петляя между одинаковыми серыми домами. Перейдя дорогу в неположенном месте, мы оказались у входа в парк.
Он выглядел непривычно и тоскливо — листья давно облетели с деревьев, и голые стволы смотрелись одинокими, а небо над ними делало пейзаж сюрреалистическим.
Кроме нас, здесь никого не было.
— А дождь тебе нравится? — спросила я у Насти.
— Терпеть не могу.
И, словно в насмешку над ее словами, сверху упали первые тяжелые капли, оставляя на асфальте темные кляксы.
— Вот так всегда, — обиженно покачала головой Настя. — Пойдем, тут рядом магазин, переждем...
Пока мы шли, капли не становились чаще, но стоило только нам перешагнуть порог небольшого супермаркета, как на улице полило так, словно разверзлись хляби небесные.
— Удачно, — хмыкнула Кольчукова. — Пошли, тебе что-нибудь надо купить?
— Пожалуй, да. Краску для волос, — я вдруг вспомнила свою идею стать рыжей.
И мы купили краску, честно отстояв километровую очередь (откуда столько людей?) в единственную работавшую кассу, а когда наконец покинули стены магазина, небо стало из пугающе-темного просто осенне-серым, а дождь прошел, оставив после себя воспоминания и лужи на тротуарах.
Вернувшись в Настину квартиру, я немедленно взялась за изменение цвета собственной шевелюры. Надо сказать, что делала это я уже не в первый раз, иначе бы не отважилась.
Настя фыркнула, увидев меня в шапочке для душа, когда процесс становления рыжей перешел в финальную стадию.
— Знаешь, я не понимаю, зачем ты перекрашиваешься? Ты и русая была красивая.
Я почувствовала, что краснею. Какая незадача... Хорошо еще, что Настя отвернулась.
Смыв краску, я не увидела в зеркале ничего особенного и пошла сушиться феном. Так уж случилось, что первой окончательный результат узрела не я.
— Вау, — только и сказала Кольчукова.
Чуть позже, созерцая свое отражение, я не могла не согласиться. Чтобы у меня — у меня, криворукого создания — в кои-то веки получилось что-то нормально? Нет, это не в моих силах. И цвет, столь благородно смотревшийся на модели с коробки, на мне трансформировался в нечто попугаисто-яркое.
— Насть, где здесь ближайшая парикмахерская? — вздохнула я.
— Даже и не думай! Офигенно смотрится!
И Кольчукова не издевалась. Может, и правда оставить? На время, до конца каникул, а там — обратно в русый...
Вечером Настя снова уговорила меня спать с ней. Я была не против, поскольку аномальные явления в этой квартире напрягали и меня.
Да, я согласилась лечь с Настей, но зачем же ко мне так жаться? Попросить отодвинуться тоже неловко... Да и не неприятны мне ее объятия, положа руку на сердце. Только мысли какие-то не те периодически появляются — не иначе как дурное влияние Ишалес, не к ночи ее помянуть, а ко дню.
— Рит, извини за любопытство, но почему твои родители развелись? — спросила Настя, трогая меня за плечо.
— Я этого так и не поняла до конца, — сумрачно ответила я. — Кажется, они изменяли друг другу, оба. И потом это неожиданно вскрылось.
— Ты их любишь?
— Конечно.
— Хотела бы я знать, как это — любить родителей, — задумчиво произнесла она. Клянусь чем хотите, именно задумчиво — не грустно и не тоскливо, она просто пыталась представить себе то, о чем сказала.
Я сама обняла ее крепче, потому что слов не нашлось.
***
Разве может напугать кого-то малобюджетный фильм якобы ужасов? С бутафорской кровью, ничуть не похожей на настоящую — а как выглядит реально человеческая кровь, я знаю благодаря "Аниору". С тотально дебильным сюжетом. Покажите мне полудурка, которому станет страшно. Однако перспектива в мнимом испуге хвататься за руку Риты была слишком соблазнительна. Когда я в последний раз к кому-нибудь вот так запросто прикасалась? Видно, эти светлые времена пришлись на мое совсем раннее детство, о котором я ни хрена не помню. В принципе, даже с Кирой у нас тактильных контактов как таковых было по минимуму — о да, я клево ставлю стены между собой и людьми. А вот с Ритой почему-то не выходит. И хвала богам!
А потом ночью опять зашуршала в углу эта дрянь, порождение моего больного разума. Будь я в квартире одна — послала бы погромче и подальше, перевернулась на другой бок и заснула. Но черт дернул пойти к Рите, уж сама не знаю, чего я от нее хотела. Спать, блин, мой эгоизм человеку помешал... Даже двум человекам, если считать и меня.
Сюрприз — а тварька-то натуральная, это не глюки. Вот тогда меня заколбасило по полной. Совсем стала невменяемая, затащила Ритку в постель, аки мишку плюшевую, с которым в жизни не спала, даже в нежном возрасте... Меня бы образумить в такой момент, но Рита чересчур для этого вежлива.
А во второй раз — каюсь, тепла захотелось, дуре. В здравом уме и твердой памяти. Еще и на жалость Риту развела — как же, тяжелое детство, деревянные игрушки, прибитые к потолку!
Отвратительно. Презираю себя в подобные моменты слабости. А уж если поддаюсь ей, то презираю вдвойне.
@темы: Ориджиналы, "Мгла", Древности, Творчество