"Мгла", глава 14

[meskenet]

Автор: Meskenet
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рита/Настя, Стольф/Феликс (с 5 главы) и прочая массовка
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Фемслэш (юри), Романтика, Юмор, Драма, Фэнтези, Детектив, Психология, POV, Вампиры
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, 383 страницы
Кол-во частей: 42
Статус: закончен

Описание:
Современная магическая школа, в которой какая-то маньячка убивает учителей. Две девочки, каждая из которых - себе на уме. Друг от друга они требуют доверия, но делиться своими скелетами в гардеробах не желают. Одна из них - рабыня другой, однако проблем у нее значительно меньше, чем у госпожи, чья подозрительная семья покушается забрать у нее чуть ли не жизнь...

Посвящение:
Человеку, который никогда это не прочитает. Моему лучшему, но - увы - бывшему другу.

Глава 14, музыкальная

Глава 14, музыкальная


Ему снился сон. Цветной сон. Раньше он видел только черно-белые, а цветные считал признаком шизофрении... Правда, обдумывать это он будет после, когда проснется.

Феликс стоял по колено в воде, вокруг расстилалась искрящаяся в свете утреннего солнца гладь моря. Или океана, чем черт не шутит. Сверкающая лазурь до горизонта — просто убиться, до чего красиво, задержать дыхание и смотреть...

Феликс никогда не был на море — неудивительно, кто бы его туда отвез? Пьющие отец с матерью? Ха-ха. Да здравствует сарказм.

Поэтому теперь он растерялся — во сне, глупо, глядя на стайки юрких маленьких рыбок, снующих по дну.

Сзади послышался тихий всплеск.

— Не обо...

Он обернулся. Успел заметить женский силуэт до того, как тот, уже полупрозрачный, совсем растворился в воздухе.

— Ну, я же просила, — прошептал кто-то ему на ухо. — Ты бы первый испугался, если бы увидел меня!

— Ты кто? — поинтересовался Феликс, поворачивая голову. Пустота хмыкнула в ответ.

— Часть целого, — ехидно сказала она, явно передразнивая кого-то, — но это целое уже никогда не соберется... Твоя слуга, король, и твоя императрица, раб.

— Ты, блять, определись, кто я, а уже потом жри мой мозг.

— Я — сущность Золотой свечи. Доступно объясняю? — нагло осведомилась пустота.

— Да ты гонишь, — фыркнул Феликс, больше для того, чтобы позлить собеседницу, чем действительно из-за недоверия.

— Уйми гоп-стайл, король.

— Если я король, то и разговаривать должен на королевском языке. Покажись, пизда золотая!

— У тебя нейрончики от этого перегорят, — ласково сообщила пустота.

— Блять, я хочу проснуться, а не слушать твои высеры! — вспылил Феликс, которого ситуация начинала напрягать.

— Проснешься, куда денешься, — успокоили его. — Только твоего неживого соседа по кровати скоро посадят на нары. Что ты думаешь по этому поводу?

— Этот пиздюк опять в моей постели? Пусть ему дадут пожизненный!

— Это технически невозможно, он же вампир. Не допускай логических ошибок, король.

— Ну, он сядет, мне же лучше, — Феликс пожал плечами. Трагедии он не видел.

— А ты пойдешь подсобником, — противным голоском пропела пустота. — Знаешь, что с такими очаровашками делают в тюрьме?

Феликс молчал. Он, разумеется, догадывался.

— И меня отберут, опять же... — задумчиво продолжила пустота. — Вернут в хранилище — тоже своего рода тюрьма. Но меня-то за что?

— А меня? — не выдержал Феликс.

— Обоих — за общение с плохими парнями. Так что бери своего вампира и дергай куда подальше — по пляжу разок пройдитесь и валите из города. Ясно?

Он мрачно кивнул, уже раздумывая, как уговорить на это Стольфа.

У Феликса не было навязчивых страхов и фобий. Кроме одной-единственной — он панически боялся попасть на зону.

— Умничка, король, — довольно прошептала пустота. — Будем спасать шкуру, она нам еще пригодится.


***

Феликс проснулся, но открывать глаза не спешил — слишком уютно было лежать вот так, под одеялом, ощущая спиной чужое тепло... А потом включился мозг, поинтересовавшись: Стольф опять тебя трахнул?

Феликс прислушался к ощущениям, потому что обращаться к памяти было бесполезно — вчерашний вечер из памяти выветрился, словно и не существовал.

По ощущениям — вроде бы нет. Что тогда эта сволочь тут делает? Почему сволочь голая, и сам Феликс тоже?

Он бы, безусловно, задал этот вопрос, однако лежать без лишних телодвижений по-прежнему было приятно.

Вдруг ясно, во всех подробностях, вспомнился бредовый сон. Также вспомнилось, что он вчера неплохо вмазался, а, следовательно, веры сну не могло быть никакой.

"Пошло все нахуй", — сладко подумал Феликс, словно невзначай прижимаясь спиной к Стольфу.

Тот то ли проснулся, то ли, что более вероятно, не спал до этого, но, так или иначе, Феликс почувствовал, что его целуют в затылок. И это было безумно приятно.

"Я ебнулся. Щас я в него еще влюблюсь, будет полная жопа", — тоскливо подумал он.

— Может, хватит притворяться, что спишь?

Феликс вздрогнул. В следующее мгновение Стольф толкнул его на спину и навис сверху, упершись руками в кровать.

— Сколько времени? — спокойно осведомился оборотень. Как и ожидалось вопрос сбил Костенко с толку, и, спихнув с себя вампира, Феликс сел на край кровати, дотронулся ногами до холодного пола и, поморщившись, сел по-турецки.

Коварно подкравшийся Стольф снова полез обниматься.

— У тебя недотрах? Страдаешь от спермотоксикоза?

— Я и не думал, что ты знаешь такие слова, — фыркнул Костенко.

— Да, блять, мне не положено!

— Что ты так возмущаешься? Я люблю тебя...

— Не смей! — крикнул Феликс, вырываясь и вскакивая с постели. — Ты, ублюдок, даже не смей мне что-то говорить о том, что любишь!

— Почему? — растерянно спросил Стольф, глядя на то, как мальчишка спешно одевается.

— Отъебись! Где этот пиздоблядский ключ от двери?!

— Стоять, — Костенко усадил тяжело дышашего от злости Феликса обратно. — Объясни, что тебя взбесило?

— Ты!

— Исчерпывающе.

— Убери лапы!

— Убрал, — Стольф примирительно поднял руки. — Где ты вчера был?

Феликс открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но понял, что совсем-совсем забыл вчерашний день, а не только вечер...

— Не помню, — хмуро сообщил он.

— Ну и ладно, — Стольф понял, что кризис миновал и сменил тему, чтобы не произошло рецидива: — Где ты взял свечу?

— Свечу? — переспросил Феликс, невольно вспоминая сон. — Подобрал.

— Где?

— В пизде.

— В чьей?

— В твоей.

— Да ты поэт, — хмыкнул Стольф. — Учти, что эта игрушка может доставить немало неприятностей, и лучше было бы от нее избавиться...

— Иди нахуй.

— Так, ясно, сейчас ты не расположен к общению. Иди умойся, может, подобреешь.

— Хрен тебе, — выразительно сказал Феликс, уходя в ванную. Секундой позже раздался его возмущенный вопль:

— С каких ебеней тут висит твоя одежка? И... моя?

— Не мешай ей, она сушится.

— Что вчера было? Ты что, со мной в душ залез?!

— Ну да. Ты был под кайфом, надо же было за тобой присмотреть, — ответил Стольф. — Ты, кстати, уже был на пляже?

— Нет. Не помню. Не помню, значит, не считается.

— Давай сходим.

— Отъебись. И вообще, там дождь собирается, — справедливо заметил Феликс.

— А по солнцу я бы и не поперся, — парировал Стольф.

— Давай переедем, — вдруг ни с того ни с сего предложил оборотень, возвращаясь в комнату.

— Давай, а то эта тараканья обитель не вызывает у меня приятных чувств, — согласился Костенко.

— Ты не понял. Вообще уедем из города.

— Зачем? Не любишь морской воздух?

— Возможно.

— Да как хочешь, можем свалить хоть в Норильск, хоть в Питер, — пожал плечами Стольф. Просьба, на его взгляд, была странновата, но, во-первых, спорить не хотелось, а во-вторых, Костенко был готов выполнить любой каприз Феликса — в разумных пределах, конечно. Это отвечало его пока что смутным представлениям о любви. — А теперь — пошли прощаться с морем, с которым толком не поздоровались!

Оборотень промолчал, но было видно, что он ничего не имеет против.

Их ждала пара часов тихого перемирия и поцелуев под плеск серых, в тон рыдающему дождем небу, волн. Обстановка расположила к романтике даже Феликса. И Стольф не стал все портить разговорами о любви.


***

— Мы не можем их обнаружить, — сказал капитан КИС.

— Вы должны искать лучше! — Екатерина Ольская, бабка небезызвестной Анастасии, пребывала в состоянии боевой холодной ярости. — В вашем распоряжении все наши ресурсы, это больше, чем вы можете себе представить! И после этого вы смеете заявлять, что до сих пор не добрались до преступников, без преуменьшения, убивших мою внучку? Наследницу?

— Мы продолжаем работать, однако вы же понимаете, что очень сложно искать всего двоих в огромном мире. Они могут быть где угодно... Мы разослали ориентировки с фото— и ауророботами. Однако стоит учесть, что подозреваемые, по всей видимости, обладают каким-то артефактом. Невозможно предугадать...

— Невозможно штаны через голову надеть, — оборвала его Екатерина. - Подключите психологов. Аналитиков. Воспользуйтесь магическими способами, вроде Зеркала всезнания...

— Но это незаконно.

— Зеркало?

— Да.

— Возьмите что-то другое. У преступников артефакт? В вашем распоряжении несколько хранилищ артефактов. Найдите мерзавцев!

Женщина порывисто встала со стула и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Застучали за стеной по полу коридора каблуки, затихая по мере удаления.

Капитан вздохнул с облегчением — Ольская заставляла его серьезно нервничать. Впрочем, проблемы с ее уходом никуда не исчезли.

Он взял с края стола тонкую папку-скоросшиватель — краткая бумажная версия досье на дамочку по имени Багира Хмель. Дамочка принесла ему столько хлопот, что он ее почти ненавидел. Поймать бы, да чтоб на пожизненный!

Багира-Багира. Искусственная до мозга костей... и не только костей. Девушка без прошлого. Родственников нет, дипломы поддельные, где жила первые тридцать четыре года от рождения (об этом знаменательном событии информации тоже не нашлось) — неясно. В прошлом году была принята в "Аниор" учительницей Основной магии. Год выжидала, присматривалась, а затем стала убивать коллег — глупо, нерегулярно, производя впечатление самого настоящего маньяка. Специально, или у нее и впрямь не все в порядке с психикой?

Капитан вздохнул и взял другую папку, которая была значительно толще первой. Стольф Костенко. В отличие от Бешеной Египтянки, загадочной чуть более, чем полностью, предельно открыт. Пятьдесят восемь лет, из которых почти двадцать провел в близком к летаргии состоянии — вампирском сне. Второй ребенок в семье, когда-то бывшей грозной, однако теперь, после конфликта с Барсовыми, растерявшей весь былой престиж. Разгильдяй, бабник, завсегдатай ночных клубов — до недавнего времени. Официальная помолвка с Багирой Хмель лишила его былой свободы. В пику навязавшейся невесте завел себе живую игрушку — мальчишку-оборотня... Незарегистрированного, между прочим, надо будет занять этим кого-нибудь из подчиненных. В общем-то, Стольф Костенко был законопослушным гражданином, пока не совершил то, за что его теперь из-под земли достанут и упекут на зону до конца жизни — укусил наследницу Ольских. Идиот. Инициатива наверняка принадлежала невесте — мол, я тут очередную училку мочить иду, айда со мной. А там совсем некстати подвернулась девчонка. Влип парень, ничего не скажешь. Капитан ему даже немножко сочувствовал — самую капельку.

Было в жизнеописании (смертеописании, хе-хе) вампира пересечение с еще одной интересной биографией. Стелла Костенко, приходившаяся Стольфу старшей сестрой, два года назад потеряла почти всю свою личность. Ее психику собирали буквально по кускам, и телепатам-врачам кое-как удалось сделать из изуродованного разума взрослой женщины совершенно иное сознание — ребенка. Какое именно заклинание вызвало такой эффект, установить не удалось, однако было известно, что это произошло вследствие невероятного, беспрецедентного случая пробуждения угасшей силы в рабыне любовника Стеллы. Изабелла Сизокрылая, магическая "пустышка" из довольно-таки уважаемой семьи, совершила невозможное. Ее дар словно сорвал ошейник рабыни и обрушился на Костенко всей мощью, стирая ту как личность.

Изабеллу так и не нашли, она сбежала, телепортировавшись куда-то сразу после освобождения... Невозможного освобождения.

Капитан потер переносицу. Он устал от этого дела — его не покидало чувство, что он собирает гигантский паззл, мало того что не имея на руках и десятой доли фрагментов, так еще и не представляя себе, что должно получиться в итоге.

— Евочка, — он нажал кнопку интеркома, связываясь с секретаршей. — Вызвони младшего лейтенанта Сокольную, пусть приезжает сюда.

— Да, шеф.


***

Рита еще спала (неудивительно, в пять утра-то), когда меня разбудил голод... даже так — Голод. Клыки стали ощутимо длиннее за ночь, и теперь немилосердно хотелось впиться кому-нибудь в шею — да, мне следовало вечером выпить ту дрянь — подавитель жажды крови, "Антивампирин", как звали его врачи в больнице, где я лежала. Собственно, чтобы не разглядывать людей с нездоровым аппетитом в глазах, у современных вампиров есть два пути: регулярно пить кровь (хотя бы донорскую) или закидываться лекарствами. Лично для меня оказался предпочтительней второй. Инъекция какой-то бледно-голубой дряни утром, таблетка другой дряни вечером — и ты почти как человек. Правда, раз в месяц мне все равно придется "питаться". И если поранюсь, без крови ткани регенерировать не будут.

Я осторожно убрала с талии руку Риты и на цыпочках пошла на кухню. Проходя мимо прикрытой двери в маленькую комнату, поймала себя на желании завернуть туда и полакомиться человечинкой. Отвратительно. Я каннибал. Бойтесь меня.

На кухне за столом сидела помощница Александра Михайловича, выглядевшая точно так, как и полагается бодрствовавшему всю ночь человеку. Иначе говоря, хреново. Не жалеет уважаемый начальник своих подчиненных. Сам-то сейчас наверняка дрыхнет, а девчонка бдит.

— Доброе утро, — сделала попытку улыбнуться мне жертва производственного произвола. Я мило оскалилась в ответ.

— С вами... Э-э... Все в порядке?

Я кивнула и полезла в холодильник. Там хранились ампулки с "Антивампирином". Упаковка одноразовых шприцов и жгут лежали в шкафчике над мойкой. Я сама их туда вчера положила, и ничьи загребущие ручки не добрались до моей тихой радости... Хотя подлинной радостью для меня был бы один из полулитровых пакетов с консервированной кровью в нулевой секции холодильника. Однако это противоречило моим принципам. Кровь слишком легко становится наркотиком. Даже сейчас желание "подкрепиться" почти неодолимо, что же будет, если я привыкну к этому вкусу?

Правда, перспектива излечения меня не радует — мне прозрачно намекали, что для этого кого-то убьют. А это, опять же, противоречит моим убеждениям. Даже и не подозревала раньше, что настолько принципиальна.

Я села на табуретку, положив левый локоть на стол, затянула жгут и прицелилась иглой шприца поточнее. В вену попала с первого раза — просто горжусь собой. У меня даже рука почти не тряслась.

Через несколько минут жажда начала ослабевать. Я подняла морду лица со столешницы, к которой прислонилась в надежде унять головную боль, и с усилием поднялась. Я не знаю, что за хрень себе колю, но она явно непростая, что-то меня штормит. И настроение неестественно ползет вверх. Что ж, надеюсь, что, если умудрюсь пристраститься, Вечной душе достанется по наследству моя зависимость.

На пороге зала я притормозила, чтобы полюбоваться спящей Ритой. Разметались по подушке рыжие волосы, левая рука под щекой, высовывается из-под одеяла пятка.

Я вдруг поняла, что, когда была голодна, не рассматривала Риту в гастрономическом контексте. Любовь, однако, и многолики ее проявления...

Я легла и накрыла одеялом нас обеих, прижимаясь покрепче к Рите. В последнее время у меня скакала температура тела — чуть ли не от двадцати до сорока градусов. Не знаю, сколько бы сейчас показал градусник, вздумай я засунуть его к себе подмышку, но мне было холодно.


***

— Насть, у кого сейчас Погасшая свеча?

Настя вопросительно приподняла бровь и аккуратно поставила на стол чашку с чаем, из которой еще не успела сделать ни глотка.

— Почему ты думаешь, что я в курсе?

— Я знаю, что ты знаешь... — начала я и умолкла, осознав, как глупо это прозвучало.

— ...что я знаю, что ты знаешь, и ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь... Нет, я не сошла с ума, я процитировала тебе одну песню. Мне реально любопытно — с чего ты взяла, что владелица свечи мне докладывается?

— Владелица, — повторила я. — Учительницы? Директриса?

— По моим расчетам — директриса, — не стала дальше отпираться она. — Но с чего это так тебя взволновало?

— Мне сегодня снилась Серебряная свеча. И сказала, что ее "Погасшая сестра" находится не в тех руках, и мне теперь надо исправить досадную ошибку судьбы.

— Замечательно. А луну с неба тебе достать не надо? От просьбы твоей побрякушки отдает маразматичностью. Извини за резкость, конечно...

— Ничего. А маразматичность в последнее время меня почти не пугает. Вчера, когда я сидела в столовой, ко мне подошел Влад... Тот самый, которого мы считали рабом Чернокнижника. И знаешь, что он сказал? Попросил убить своего лже-хозяина.

— А на самом деле его хозяин кто? — поинтересовалась Настя, нахмурившись.

— Серафима.

— Мило.

— Не то слово, — вздохнула я. — Только что именно "мило"?

— Про Серафиму. Про Чернокнижника не мило от слова "вообще". Эх, если бы мне только позволили вернуться в "Аниор" после каникул... Я боюсь за тебя.

— Почему?

— Этот Чернокнижник какой-то темный... упс, каламбур. Неважно. Так вот, я смотрела досье на него, пока была в поместье, и меня многое настораживало по мере прочтения. Он слишком на многое способен. И еще у него явно какое-то психическое расстройство — он ведет себя как-то... Странно, мягко говоря. То тиранит окружающих, то требует всеобщего обожания, то замыкается в себе и уходит в депрессию, то ни с того ни с сего ломает руку матери, то строит из себя клоуна... Ну, последнее мы видели. Также в том досье было написано, что он влюблен в меня почти полтора года. И я очень боюсь его ревности, точнее, ее последствий для тебя.

— Если что, у меня есть свеча, — мрачно усмехнулась я. — Однажды я попробовала с ее помощью усилить заклинание фантомной воды — меня смыло. Могу представить, какой эффект произведут усиленные таким образом боевые чары...

— Сила решает далеко не все. Он учится магии с пеленок. Он владеет вуду, в конце концов! Приди ему в голову сделать твою куклу, что ты ему противопоставишь?

Мне было нечего ответить.

— Не подпускай его к себе, — продолжила Настя. — Все же для куклы нужны часть твоего тела — волос, ноготь, капля крови и так далее — и слепок твоей ауры, а для этого необходим физический контакт...

— Кажется, такую глупость я уже совершила, — опустив глаза, призналась я.

— В смысле?

— Мы вместе встречали Новый год. Напились, и он ночевал в моей комнате... Ничего такого, ты не подумай! Просто мы очень тогда переживали за тебя...

— Это плохо. Я сомневаюсь, что он мог так просто к тебе явиться. Зато вполне верю в то, что он сканировал твою ауру — на всякий случай.

— Но это же Высшая магия...

— А он способный, — хмыкнула Настя. — Уж если некромантией овладел... Как вспомню его крысу, так вздрогну. Если бы я только знала раньше, с кем имею дело... Так нет же, лень было полистать именно личностные характеристики, ограничилась семейной. Дура!

— Не переживай, может быть, он ничего такого не замышляет, — сказала я с искренней надеждой. Кольчукова посмотрела на меня так, что эта надежда разлетелась осколками битого стекла.

— Мне-то его действия переживать не придется, а вот ты можешь и не... Ладно, не будем о грустном. Наверное, надо приставить к тебе охрану.

— Да ну...

— Ну да. Мне так будет спокойнее, — отрезала Настя. — Если с тобой что-то случится, я руки на себя наложу!

— Не говори глупостей, — я обняла ее за плечи. — Давай сменим тему.

— Давай. Когда прилетает твой отец?

— Точно не знаю, обещал утром...

— Ну, сейчас утро.

Словно дождавшись этих слов, затрезвонил из недр квартиры мой мобильник. Не взяла с собой на кухню, идиотка, а ведь знала, что папа звонить будет!

— Алло?

— Рита, я в аэропорту, — раздался из трубки голос папы. — Сейчас получу багаж, закину его в гостиницу и буду свободен. Когда и где мы сможем встретиться?

— Даже и не знаю, — растерялась я.

— Рит, если что — мой водитель будет счастлив тебя отвезти куда захочешь, — сказала Настя, заглядывая в зал. Я благодарно кивнула ей и спросила у папы:
— Где твоя гостиница? Меня подвезут...

...Вы когда-нибудь ездили на черном БМВ в сопровождении шести джипов охраны?

Прочие машины шарахались с нашего пути. Нет, я бы доехала и без этой кавалькады, но Настя решила отправиться со мной в качестве моральной поддержки, и это все решило. Толпы телохранителей заняли свои места, и колонна автомобилей тронулась.

Я отговаривала Настю, но она упрямо заявила:

— Я с тобой. Хотя бы просто посижу в машине.

Ну, в конце концов, мне с ней и вправду спокойнее.

Мы подъехали к гостинице, в ресторанчике которой меня ждал папа. Когда мы припарковались, я поймала себя на мысли, что боюсь. Я не ощущала отца как родного человека — так же, как и мать. Однако та не делала даже попыток к повторному сближению, а с папой были шансы.

Настя пошла со мной. Ее бодигарды, соответственно, тоже. Они были разнотипны: от изящной помощницы Александра Михайловича и хлипких на вид магов до двухметровых громил-"шкафов".

Папу я увидела сразу — он сидел за столиком у окна...

Не один. Рядом была женщина, примерно его ровесница, брюнетка с копной мелких кудряшек. Моя мачеха, полагаю.

Наше торжественное появление, конечно же, не привлекло никакого внимания. А то, что официанты растерянно хлопали глазами, глядя на эту ораву, да непонимающе переговаривались посетители, это ерунда.

Телохранители спокойно расселись, а мы с Настей продефилировали к столику моего отца.

— Здравствуй, папа.

— Привет, Рита. Ты так... изменилась.

— Покрасилась в рыжий цвет, вот и все.

— Да нет, дело не в этом... Ну да ладно, садитесь, девочки. Рита, ты же познакомишь нас со своей спутницей?

— А ты нас со своей?

Брюнетка, на протяжении нашего диалога оценивающе оглядывавшая меня, чуть слышно хмыкнула.

— Да... Да, конечно, это... — папа замялся, но потом твердо сказал, как отрезал: — Моя жена, Наталья.

— Тетя Наташа, — улыбнулась она мне накрашенными яркой помадой губами. Глаза при этом остались холодными, как у змеи.

Нет, взаимной симпатии не предвидится.

— Очень приятно, — ответила я, невольно взяв тон а-ля "проводы ушедшего в мир иной". Вселенская скорбь и невозможность растянуть в улыбке губы. Хоть убейте.

— А это Настя, — представила я Кольчукову, и, посмотрев на напряженное лицо папы, вдруг поняла, что мне хочется сделать ему больно... или хотя бы очень сильно удивить. И у меня был способ. — Моя девушка.

Взметнулись вверх брови Натальи, не сдержала усмешку Настя, неверяще нахмурился отец.

Первой опомнилась "тетя Наташа".

— Да, в наш просвещенный век молодежь часто совершает поступки, непонятные для старшего поколения... — снова поползли в стороны накрашенные губы, но глаза выдавали ее с головой. Она испытывала ко мне неприязнь, усиливающуюся с каждой минутой. То же ощущала и я по отношению к ней. Стало быть, любить у вас — это "совершать поступки"?..

— Простите за вмешательство, — в разговор вступила Настя. — Наталья, вы гомофоб?

Ну, что сказать, один-один. Однако это все же моя словесная битва... Битва за папу, кстати. Мачеха боится, что я его отберу. Что заставлю жить здесь или взять меня с собой в Америку.

Желание причинить боль утихло, сменившись каким-то предельно трезвым и рассчетливым состоянием. Нет уж, папа, полностью ее ты не будешь, я тоже займу место в твоем сердце... отвоюю.

— Прости, что не сказала по телефону, — виновато сказала я ему, однако вины не чувствовала.

— Нет, ну что ты... Это же замечательно, первая любовь... — растерян и деморализован. Ну, уж извини, так вышло.

— То есть, ты не против? — уточнила я.

— Нет, разумеется, нет...

— В Америке много однополых пар, — ввернула Наталья ни к селу ни к городу.

— Рита, ты полетишь с нами? Мы оформим тебе визу, — папа оправился. Наталью перекосило.

— Нет, я не могу. Ведь тут Настя... и моя школа.

— В Америке тоже хорошие школы, — он, кажется, не был уверен в своих словах.

— К тому же, я не знаю языка.

— Выучишь, ты же у меня умница, — на этих словах папы я поняла, что как минимум один родитель у меня есть не только де-юре, но и де-факто. Вот и хорошо.

Мы посидели в ресторанчике еще минут пятнадцать, съели по пирожному, папа уговаривал меня лететь с ним, хоть неуверенно. Все же в его планы я пока не вошла. Я отказывалась. Спрашивал, удобно ли это, что я живу у Насти. Настя ответила, что все прекрасно и удобно.

На прощание папа сказал мне:

— Ты очень сильно повзрослела.

Я кивнула, приняв это к сведению. Впрочем, я знала это и раньше, не так ли?

У папы была работа, поэтому этой ночью он возвращался в Америку. Обещал звонить, и я верила этому обещанию.

Хэппи-енд. Все плачут от счастья, вытирая слезы бумажными платочками. И только я стою в смешанных чувствах — все-таки поле битвы осталось не за мной. Но и не за Натальей — не полностью, по крайней мере... Ну, могло быть значительно хуже. Выше нос!


— Неприятная эта Наталья, — сказала Настя, когда мы сели в машину. — Я параноик, наверное, но мне кажется, что она наговорит твоему отцу гадостей про тебя.

— Мне тоже. Но тут ничего не поделаешь.

— Ох уж эти дела семейные, — вздохнула Кольчукова, кладя голову мне на плечо. — Давай вечером куда-нибудь махнем, развеемся?

— Давай. Куда?

— В театр, — с неожиданной готовностью ответила она. — В музыкальный, на оперу.

— Я за.

Кольчукова отправила кого-то из телохранителей за билетами, мотивируя это тем, что они все равно ничего не делают.

Ближе к вечеру мы стали неспешно наряжаться — настолько неспешно, что едва не опоздали. Но, на мой взгляд, вид Насти в декольтированном "маленьком черном платье", накрашенной и с кудряшками, все окупал. По сравнению с ней, похожей на сказочную фею из-за хрупкости и огромных глаз, подчеркнутых косметикой, я чувствовала себя замухрышкой.

Настя, правда, имела свое мнение по этому поводу.

— Я как дура на этих каблуках, — хмурилась она перед зеркалом. — И вообще, бледная, как моль. Ты, вон, яркая, а я...

— Ты чудесно выглядишь, — искренне сказала я. — Пошли, а то Александр Михайлович как-то намекающе на часы посматривает.

В театр мы тоже заявились с помпой. Одетые в одинаковые (!) костюмы бодигарды, конечно же, абсолютно не палились. И то, что они все набились в небольшую ложу, не рассчитанную на присутствие такого количества народа, тоже выглядело вполне естественно. Настя, разделявшая мои взгляды, возмущенно уставилась на них:

— Вы что, так и будете тут торчать до конца спектакля?

— А мы вам мешаем? — с неподдельным сожалением спросил кто-то из толпы.

— Мне дышать нечем!

— Вставьте силикон, — посоветовал все тот же голос и озадаченно затих, сообразив, что ляпнул.

Александр Михайлович недобро прищурился и стал раздавать указания, кому идти в коридор, кому — в партер, а кому остаться. Сам же он вышел, таща кого-то на буксире — видимо, того самого фаната силикона.

— Идиот, — процедила Настя, опуская взгляд вниз, на предмет разногласий, чуть приоткрытый декольте.

— Идиот, — согласилась я. — Все у тебя там нормально...

Она улыбнулась.

— Рит, ты чудо. Надеюсь, помада на губах тебя не испугает?

Помада меня не испугала. А тут еще очень удачно потушили свет, и сидевшие с нами телохранители тактично не обратили внимания на наш поцелуй. К сожалению, его пришлось прервать — началась опера. Это была "Кармен" Жоржа Бизе. На итальянском, между прочим, что лишило нас последнего шанса понять, о чем поют... Впрочем, оперное пение — вообще штука интересная, там даже если текст русский, все равно слова почти не различимы.

Первое действие мы — как и большая часть зала -честно сидели и слушали, подглядывая в программки, чтобы быть уверенными в том, что ничего не пропускаем. Антракт решили пересидеть на местах, поскольку ринувшиеся в буфет люди грозили нас смести. Ну, мы и так не скучали. Телохранители продолжали тактично отворачиваться.

На втором действии интерес приугас, но мы, как и прочий народ, продолжали дисциплинированно слушать, пару раз сверившись с программками.

На антракте мы предприняли вылазку в буфет. Охрана успешно обеспечивала нам безопасность и проход между другими проголодавшимися.

Мы даже успели занять столик. А вокруг уже лихо закладывали за воротник, полагая, что приобщаться к искусству на трезвую голову не стоит. Тихо переговаривающиеся старушки неподалеку от нас смотрели на это со справедливым возмущением и некоторым ужасом.

"Деградация нации..." — донеслось до меня.

— Время, когда элитная культура не имела сколько-нибудь значимых конкурентов, прошло, — задумчиво сказала Настя, тоже это слышавшая. — Теперь бал правит поп... и дайте боги, чтобы это было не от слова "попа".

— Осуждаешь?

— Кого? — уточнила я.

— Попсу.

— Не-а. Она тоже бывает разной, у нее не только дебильное лицо нынешней эстрады. Рок, это, в принципе, та же поп-культура, только поприятнее в плане текстов. И лично мне он очень даже...

— А опера как была достоянием немногих, так им и останется? — с неожиданной для самой себя грустью спросила я.

— Ну да, и разве это плохо? Прикинь, если бы по радио транслировали только классику. Я бы повесилась. Нет уж, новому времени — новые песни, — категорично помотала головой Настя. — Ну, и старые забывать тоже не стоит, ясен пень.

Третье действие характеризовалось ощутимым спадом интереса со стороны зрителей. Кольчукова вдруг спохватилась, что мы, "как идиотки", сидим без биноклей, и кого-то за ними послала. Принесли.

Кармен спела свою знаменитую хабанеру, по залу прошла волна оживления. Даже ослабло похрапывание сзади, где кто-то из охранников сбежал от высокого в мир сновидений.

Перед четвертым действием народ снова понесся в буфет, набираться сил. Нам сил хватало и так, даже с избытком.

Телохранители на сей раз притворились спящими. Хотя насчет некоторых я сомневалась — уж больно натурально это выглядело. Впрочем, мне до этого дела не было — ну, усыпили голоса певцов пару бедолаг, подумаешь. У меня рядом была Настя, требующая внимания и ласки.

На четвертом действии зрители по большей части дремали с открытыми глазами... До тех пор, пока кто-то не начал подпевать, тоже по-итальянски, голосом изрядно набравшегося человека. Это внесло в представление изюминку, превратив арию в дуэт. Надо сказать, вышло недурно.

К счастью или сожалению, подвыпившего певца быстро утихомирили.

Наконец занавес опустился. Культурно обогащенные люди бурной рекой потекли к выходам, выворачивая на своем пути камни и поднимая ил со дна... Ох, что-то я не то говорю. Тоже соприкоснулась с прекрасным, теперь такое состояние эмоционального опустошения — подобное бывает после того, как прочитаешь по-настоящему хорошую книгу или посмотришь качественный фильм.

Потрясающая позитивная встряска.

В машине по радио играло что-то шансонистое, резко контрастирующее с недавно услышанным.

— Непостижимы грани искусства, — пробормотала Настя, поудобнее устраиваясь в моих объятиях.


***


Ирен Сокольную не покидало ощущение, что ее потихоньку затягивает опасная трясина. Сначала она даже всерьез заподозрила идиота-начальника в том, что он подозревает о ее связи с Багирой, однако, с трудом нашарив в его голове мысли, Ирен сообразила, что паникует напрасно. И, в качестве маленькой мести за испуг, начала нести ахинею, отвечая на вопросы аналитиков. А те с чего-то взяли, что в "Аниоре" девушки тесно общались, и потому с энтузиазмом привлекали Сокольную к созданию психологического портрета преступницы.

— Как вы думаете, какую роль для Багиры Хмель играет семья?

— По-моему, это больная тема для нее. Она рассказывала, как в детстве ее совратила двоюродная бабушка. Мне кажется, что это нанесло ей незаживающую душевную рану...

— Бабушке?

— Багире! — рявкнула Ирен, на пару мгновений выпадая из образа.

— Извините. А что еще она говорила о своем детстве?

— Что ей приходилось вставать в пять часов утра, чтобы отвести корову на пастбище.

— Какую корову?

— Пятнистую. Она ее обожала, но злые родители пустили ее на мясо...

— Уточните, кого именно?

— Багиру, блин! А учителей валила корова!

— Вы в этом уверены?

Ирен зажмурилась и досчитала до десяти.

— Да, так оно все и было, — скорбно кивнула она, открывая глаза. — Школа подверглась атаке кровавой буренки.

Аналитики кивали с непроницаемыми лицами, и Сокольной не нравилось их равнодушие. Ей хотелось, чтоб они хотя бы удивлялись.

— А еще у нее в детстве была богатая коллекция свечей. Однажды она зажгла одну, пламя перекинулось на другие, и загорелся весь дом. В этом пожаре погиб отчим Багиры. Но она была довольна, потому что он ее насиловал.

— Что вы еще об этом знаете?..


От аналитиков Ирен ушла с чувством морального удовлетворения. Они не идиоты, конечно, понимают, что все ее рассказы — бред, но решат, что этот бред был сперва озвучен Багирой и приобщат материалы к делу.

Флаг в руки, исследуйте и анализируйте, уважаемые.

Ирен воспользовалась служебным порталом в Сочи. Телепортироваться она не рискнула, потому что чувствовала себя ходячим полутрупом, как и всегда по утрам. А квартирка Багиры находилась недалеко от вокзала.

Экс-Египтянка еще сладко спала. Ирен подошла к постели и резко сказала:

— Бу!

Багира зашевелилась и перевернулась на бок, накрывая голову подушкой.

— Отстань, я сплю, — невнятно послышалось оттуда.

— А я уже нет, — Ирен стащила с любовницы одеяло. В комнате было прохладно, а Багира спала голой, поэтому валяться дальше на кровати не могла. Бросив в Сокольную подушкой, она села по-турецки, скрестив ноги, и потянулась с закрытыми глазами.
Ирен не умела смотреть на подобные вещи равнодушно. Как эстет в глубине души, она оценила вид стройного соблазнительного тела по достоинству, а как циничный материалист, не могла не полапать.

— Ниже, — лениво велела Багира, не открывая глаз.

— Не сейчас, — с сожалением вздохнула Ирен. — Тебе опасно тут оставаться.

— Почему?

— Свеча сделала от тебя ноги, и поэтому большая часть защит на твоем обиталище неактивна.

— Какая разница? — Багира запустила ладонь в вырез блузки Ирен. — Все рано никто не знает, где я...

— Тебя вычислит любой специалист по аурам — возьмет слепок в школе и рано или поздно отыщет.

— Мне некуда идти, — безрадостно призналась Багира.

— Переедешь ко мне. Вот у меня с защитами все в порядке, да и кому придет в голову тебя там искать?

— Пустишь в свою девичью берлогу? А дети-кошки-муж?

— Отсутствуют, — пальцы Ирен погладили рельефный пресс Багиры и скользнули вниз.

— Так я никуда не выберусь, — предупредила экс-Египтянка, закусывая губу от удовольствия.

— Это верно... Ладно, собирайся. Полчаса хватит?

— Издеваешься? Полчаса я буду укладывать только косметику!

Ирен просидела, наверное, полдня, пока Багира металась по квартире, в муках решая, что брать, а что нет. Сокольная ее не торопила, молча сидя на кухне с чашкой кофе и сигаретами. Наконец сборы были завершены — к тому времени на кухне можно было вешать топор — Ирен не любила открытые окна. Без каких-либо видимых причин. В сочетании с курением итог получался неутешительный.

— Я готова, — возвестила Багира, разгоняя руками клубы дыма.

— Угу, — Ирен затушила сигарету прямо о столешницу и поднялась на ноги.

— Если ты собираешься телепортировать меня к КИСам, пусть тебе потом будет стыдно, — сказала Багира. Ирен посмотрела на нее сочувственным взглядом, мол, довели стриптизершу до паранойи, и они покинули квартиру в Сочи.